Рай, который не рай

Сегодня мы поговорим об особой группе людей, которые живут среди нас и втайне страдают. Если заглянуть им в глаза, то увидишь, что они страдают, но когда они идут по улице, проблемы не видно: они в трезвом состоянии. Однако когда их скрутит недуг, они сидят дома взаперти, плачут, кричат, бьются головой об стенку, не зная, что сделать, чтобы справиться с этим: боль разрывает их на части, ломает им руки, ноги, всё тело.

Когда их пронзит наркотический голод, они доходят до того, что не знают, куда деваться: просят денег, воруют, нападают на людей, чтобы отобрать каких-нибудь денег – не по злобе, а оттого, что они не выдерживают. Не выдерживают существовать без дозы, на короткое время погружающей их в расслабленное состояние опьянения и экстаза, но при этом так сильно помрачающей их ум и делающей больной душу. Помолимся же сегодня об этих людях, в несчастье которых я испытываю в душе огромную вину.

Я чувствую свою огромную ответственность за них, потому что христианин и священник научен брать на себя всю вину мира, все грехи мира и говорить самому себе и другим, что он виноват во всем. Да, я виноват в большой степени. Черная ряса, которую ношу, притягивает к себе весь свет, она означает, что я ношу в себе и на себе боль людей, скорбь людей, которая очерняет их душу, терзает их и причиняет им боль.

Черная ряса означает, что я живу не для себя, что моя жизнь распята. Она означает, что я передаю Христово послание, благую, радостную и счастливую весть и что ношу в себе целительную силу, которая может преобразить мир. Она означает, что я держу в своих руках Христа и передаю Его людям, она означает, что я принял Духа Святого («Примите Духа Святаго!» (Ин. 20:22)), чтобы прощать грехи, исцелять душевные болезни, помогать людям восстать из своего падения и устремить свой взор к светлому горизонту, чтобы они видели Бога, выкарабкивались из своей ямы и обретали смелость в жизни. Вот что означает ряса, которую я ношу, – она означает, что я священник и, соответственно, христианин. А ответственность наша, христиан, и нашей Церкви огромна.

Однажды меня потрясли слова некоего духовного человека, сказавшего, что во многом виноваты мы, христиане. Мы всерьез убедили людей, что где-то существует нечто восхитительное. Вот уже двадцать веков, как мы убедили людей, что существуют рай, Царство Божие, этакая радость, что существует этакое счастье. И где же? В Церкви. Мы убедили людей, что на этом свете они могут искать для себя абсолютного счастья, великой радости, в изобилии которой они радостным голосом воскликнут от всей души.

Исповедь. Святая Гора Грабарка. Фото: Александр Василюк / orthphoto.net

Эта ностальгия по раю видна во взгляде людей. Они приходят в Церковь, но…

Эта ностальгия по раю, это вожделение рая и видно во взгляде людей, стремящихся открыть для себя счастье. Глубоко в душе мы знаем, что это счастье где-то есть. Церковь убедила нас, что рай существует. И вот тут-то и наступает большое разочарование, сильное столкновение этого страстного желания с реальностью, сна с пробуждением, мечты с тем, что мы имеем здесь и сейчас.

Человек грезит о том, чтобы найти где-то Бога, найти какое-то счастье, нечто такое, что коснется его и изменит его жизнь. Он подступается, видит Церковь, входит в нее. Подходит ко мне, подходит к тебе, утверждающему, что ты христианин. Он приходит в надежде, приходит посмотреть, говоря себе: «Дай-ка я посмотрю, что будет? Получу ли я что-нибудь от Церкви? Есть ли что-нибудь такое, что она может мне дать? Вот этот человек, этот мужчина, эта женщина, юноша, говорящие, что они ходят в церковь, – у них есть что дать мне? Вижу, что они входят и выходят из храма. Или вон тот священник, у него есть нечто большее – у него более сильная связь со Христом. Что может дать мне этот человек? Дай-ка посмотрю!»

И человек подходит ко мне, ожидая открыть для себя Церковь, открыть Христа, увидеть в моем лице нечто особенное, другое, чего не дают ему другие люди. Ведь мы так и говорим, что телевизор ничего нам не дает, кино не обладает силой изменить нашу жизнь, мировая цивилизация без Христа не предлагает нам ничего. Вот другой и говорит себе: «Хорошо, я приду к тебе, христианину, священнику, крещеному, проводящему беседы, слушающему христианские радиопередачи, молящемуся; приду, чтобы посмотреть, что у тебя есть, что бы ты мог мне дать. Ну, так что же ты можешь мне дать?»

Он приходит ко мне, и знаете, что находит? В большинстве случаев его ждет разочарование. Он находит нечто такое, чего не ожидал. Или не находит ничего, уходит и говорит: «Они как все. Ходил я туда и ничего не получил. Моя жизнь никак не изменилась».

Он приходит, чтобы поговорить с тобой, но часто слышит, что ты говоришь суровым тоном, судишь, осуждаешь, всё время что-то комментируешь, ругаешься, ты строг, упрям и эгоистичен. Результат таков, что душа человека, молодого человека не может найти усладу, обрести тепло, которого искала, не может восстановиться, проснуться от летаргии, в которой пребывает, и он приходит к ужасному заключению – совершенно ошибочному, но в то же время и очень точному применительно к нам:

– Я ходил в Церковь и разочаровался. Познакомился с христианами и был поражен. Разве это христиане? Разве христиане такие? Что могут дать мне нынешние христиане? Кто из современных христиан может сказать душевное слово, слово, полное утешения, любви, согревающее душу?

Для людей мы – икона Христа в начале их знакомства с Церковью, через нас они познают Его присутствие

Я говорю не о тебе, брат, это не обязательно относится к тебе, может, ты святой человек. Я говорю о себе и таких, как я, – мы не такие, какими должны быть, и разочаровываем людей, потому что, знаете ли, люди находят Христа прежде всего в тех, которые Христовы. Для людей мы – икона Христа в начале их знакомства с Церковью. Немногие познают Господа напрямую, через Божественное откровение, через какое-нибудь видение, через некое чувство, которое они стяжают в молитве. Большинство познают Христа и Его присутствие через других людей.

Один миссионер работал в Африке и спустя несколько лет предложил местным африканцам нарисовать Христа, каким они Его себе представляют. И знаете, что сделало большинство? Одни нарисовали Христа черным, по цвету их племени, другие – с местными характерными чертами лица, третьи таким, каким Он изображен на византийских иконах, присланных из Греции, – каждый изобразил Его таким, каким себе представлял. А один африканец вместо Христа нарисовал миссионера, сделавшего его христианином, крестившего его, в нимбе и с надписью «Иисус Христос, Сущий» (то есть наш Бог, Тот, Который всегда существует), и показал миссионеру, а тот ему сказал:

– Но ты же нарисовал здесь меня? Я сказал, чтобы ты нарисовал Христа, а ты нарисовал меня?

Африканец ответил:

– Да, я нарисовал тебя, потому что верю, что Христос – как ты, потому что я научился смотреть на Христа твоими глазами, потому что ты первым преподал мне Христа в жизни, и я верю, что Христос как ты. Ты научил меня Христу и подал мне мир, утешение, заполнил всякую пустоту в моей жизни, и я уверен, что Христос не может отличаться от тебя.

Ты как Христос и чувствуешь то, что говорит святой апостол Павел: «Уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2:20). Вы понимаете? Я излучаю Христа в своих делах, в своих движениях, в своей жизни, через слова, через благодать, которую излучает моя жизнь, а по сути это Христос действует через меня. А я даю Ему свои руки, уста, глаза, тело, всё мое существование, чтобы Он мог действовать в мире для спасения мира.

Самое важное – не произнести какие-то слова, а передать утешение, любовь, тепло Господа

Это сделал африканец, он нарисовал своего миссионера. Ты понимаешь, что это значит? Это значит, что мы – икона Христа в мире. Если кто-нибудь хочет говорить с тобой о Христе, а начинает обсуждать священников, христиан, людей из своего квартала и говорит тебе: «Я разочарован, я видел христиан», – то он не прав, потому что только Христос безгрешен и непогрешим, только о Нем ты не можешь сказать ничего плохого. Но Господь поставил нас, чтобы мы представляли Его в мире, а мы не делаем этого, мы зачастую не можем донести в мир Христова послания. Ведь самое важное – не произнести какие-то слова, а передать утешение, любовь, тепло Господа, Его прикосновение, тишину, покой, который Он несет, мир, который Он распространяет.

Души людей не находят у нас отдохновения, и поэтому они делают обобщенное заключение о Церкви – просто отбрасывают всё: нас, а вместе с нами и Христа. Мы с Ним заодно, мы в этом деле идем с Ним «в одном пакете». Если кто-нибудь разочаровался во мне, то он разочаруется и в Церкви – конечно, неправомерно, потому что Церковь как тело Христово свята, тело Господне свято, ведь Господь – ее Глава. Но моя ответственность огромна, огромна и ответственность нашей эпохи, нашей цивилизации, ушедшей так далеко вперед в развитии технологий, кибернетики, интернета.

Во всех этих достижениях мы ушли далеко вперед, но в то же время уходим и далеко-далеко назад, живем словно в медном или каменном веке, в первобытной злобе, первобытных страстях, эгоизме, грехах, неправдах, разврате – в том, что вынуждает молодых людей разочароваться, раниться и ощущать горечь оттого, что в Церкви они не находят того, чего ищут, потому что, к сожалению, я не даю им того, чем обладает Церковь.

Я как христианин, ты – я не знаю, как поступаешь ты. Я испытываю нужду в личном покаянии из-за этого моего неуспеха, и мне впору сказать то, что говорит святитель Иоанн Златоуст: «Если бы мы, христиане, действовали правильно, по-христиански, если бы любили Господа и имели Христову благодать в себе, то не было бы рядом с нами страдающего и измученного душой человека, терзающегося в страшной безысходности; он смотрел бы на наше лицо и чувствовал бы радость».

Не помню, о каком святом я читал в Синаксаре, что он обладал даром одним взглядом отнимать у людей скорбь, отнимать уныние, депрессию. Стоит ему взглянуть на тебя – хоп, и ты меняешься. Тут же. Какой прекрасный дар! Он, святой, имел в себе Христа, и что есть у Христа, то он дает другим: Христос есть радость – он дает тебе радость, и если ты исполнен Христа, то ты исполнен радости. Святой снимает скорбь, боль и горечь с сердца другого. А кто из нас может сказать это? Кто?

Почему наши дети, почему молодежь доходит до наркотиков? Почему? Потому что молодые люди не могут заполнить пустоту в себе рядом со мной, тобой, своей матерью, своим отцом, братьями, в своем квартале, возле своих родных. Почему? Потому что мы не Христовы.

Если бы мы были Христовы, то не было бы наркоманов рядом с нами

Если бы мы были Христовы, то не было бы наркоманов рядом с нами. Мы бы их вылечили, мы бы их обняли, и в наших объятиях всякая боль и горечь утихла бы. Исчезла бы всякая зависимость, всякая нужда, всякое подавленное состояние, мы совершали бы чудеса рукой, силой, которой обладают руки святых апостолов, прикасавшихся к больным и исцелявших их, прикасавшихся к мертвым и воскрешавших их, говоривших слово одержимым злыми духами и исцелявших их. Тогда и я мог бы совершать такие чудеса.

Сегодня мы не можем совершать таких чудес. Сегодня мы не можем изменять людей таким образом. Потому что вместо того, чтобы подойти к ним с любовью, мы их осуждаем и бросаем в них камень анафемы.

Преподобный Паисий Святогорец

– Отче Паисие, такая-то пара развелась, – сказали однажды старцу Паисию.

И знаете, что он ответил?

– Я виноват в этом.

– Ты? Почему же ты должен быть виноват? Ты же их даже не знаешь?

– Я виноват!

– Но почему же, отче?

– Я виноват! Почему? Если бы я сильно любил Христа, если бы имел сильную связь со Христом и Он был бы для меня как друг, если бы имел такое дерзновение в молитве, то я бы помолился, и Господь услышал бы меня, и они бы не развелись. Но у меня нет такой сильной молитвы. У меня нет такой благодати, чтобы я схватил четки, и эти люди изменились бы.

Святитель Иоанн Златоуст говорит, что если есть один человек в квартале, один достойный христианин в городе, один святой человек, то весь город переменился бы, он повлиял бы на всех людей. Может, это звучит для вас странно? Может, я преувеличиваю? Может, и преувеличиваю. Но что касается меня, я не преувеличиваю. Знаю, что я разочаровываю, я понимаю это и вижу на деле, как часто люди приходят в храм, ожидая увидеть нечто, обрести нечто, некую надежду, которой они не обрели в другом месте, но не находят ее и разочаровываются. И снова уходят огорченные и говорят: «Это не то, я не такого ожидал. Поэтому я разочаровался».

Вербное воскресение. Фото: Юрий Костыгов / Expo.Pravoslavie.Ru

В глубине нашего сердца находится рай, там его черепки, там наше сладкое воспоминание о нем, наша ностальгия по нему. Мы покинули рай и тоскуем о нем, но, чтобы он снова открылся, человек ищет где-то в другом месте – в земле белого рая, в земле белой смерти, в земле экстаза, наркотиков. Тяжело видеть молодых людей, которые, не находя истинного Христа, ищут какого-то Его заместителя, ищут пережить нечто сказочное, экстатичное, опьяняющее, нечто такое, что вырвало бы их из этой прозаичной, больной, изматывающей, бессмысленной реальности и дало бы им некий ложный смысл, некую обманчивую радость, некое опьянение.

Все эти слова, которые я использовал: «опьянение», «экстаз», «исцеление», «радость», «вдохновение», – вы знаете, что все эти слова по сути чисто церковные, ими изобилуют духовные книги наших отцов, «Добротолюбие»; они – опыт наших святых. Мы сохранили их в Церкви, но, к сожалению, не можем передать миру их содержание.

Существует ли сегодня такое экстатичное событие в Церкви, существует ли эта радость в Церкви, этот всплеск радости? Это исцеление, лечение, чудо, тайна, это событие, которое трогает сердце молодого человека и делает его опьяненным, и он с легкостью несет проблемы и скорби жизни? Вы ведь знаете, что сказал Маркс: религия – опиум для народа, наркотик для народа, потому что тогда эксплуатировали религию, чтобы управлять народами и делать с ними, что угодно.

Может, это и верно. А что говорим мы? Мы говорим, что Церковь – это опиум, она – опьяняющее лекарство, очаровывающее душу, без того, однако, чтобы ты терял рассудок, душу, равновесие, она помогает тебе очароваться сладко, напиться трезвенно, чтобы быть в силах выдержать боль жизни. Чтобы справиться с жизнью, нужно быть опьяненным, очарованным Христовой любовью, чтобы смочь ее выдержать и не дать сломить себя боли, притеснениям, болезням, потерям, страданиям, лишениям жизни. Как очарован влюбленный, который собирается жениться и пребывает в чарах любви: он, что бы ни услышал, радуется, он живет в своем мире, он не слышит того, что слышат другие, потому что говорит: «Через неделю я женюсь, а потом уеду на медовый месяц. Я так счастлив и рад, а то, о чем вы говорите, это меня не волнует!»

Церковь имеет радость, но мы, христиане, не ощущаем ее. Нет у нас вдохновения, любви, счастья

Это следовало бы делать Церкви, это следовало бы переживать нам, христианам, это очарование, это опьянение, это трезвенное упоение, которое несет Христос и которое не валит тебя с ног, а пробуждает, оно пробуждает все твои клетки. Вся твоя нервная система работает оптимально, ум очень быстр, твоя мысль, душа, взгляд – всё светло, и в то же время ты, однако, как очарованный. Всё это возвещает Церковь, имеет Церковь, но мы, христиане, не ощущаем этого, у нас этого нет: нет вдохновения, любви, всплеска радости и счастья.

И что же делает молодой человек? Не находя этого у меня, у тебя, не научившись опьяняться Церковью, не научившись справляться с гнетом мира сего одним вхождением в Церковь, в мое и твое сердце, он ищет этого где-то еще – и находит. Находит в наркотиках, в этом псевдо-раю, который ненадолго одурманивает его, и ему кажется, что он уже видит небо в звездах и летает, слышит цвета и видит звуки – слышит цвета и видит звуки, нечто невероятное.

Он пребывает в другом измерении, и это опьянение позволяет ему избежать реалий жизни. Это и есть упоение, это и есть мучение, но потом, когда прекратится действие дозы и снова наступит голод, опять возникает потребность, эта безумная потребность, от которой ты места себе не можешь найти. Думаю, курящие, ненадолго остававшиеся без сигарет, отчасти могут понять, что значит наркотический голод.

Это ужасно – мчаться, чтобы принять свою дозу, не знать, куда деться, не находя денег, хотеть бороться с собой и в то же время не быть в состоянии подчиниться себе самому, ведь воля твоя слаба и немощна; биться головой об стенку, скрипеть зубами и в какой-то момент не выдержать. Когда ты становишься зависимым, когда пробуешь снова и снова и наслаждаешься, а потом опять приходит боль, то ты не выдерживаешь, ты снова выбираешь легкое решение.

А если ты покатился по наклонной плоскости, то уже не останавливаешься. Ты остановишься только на дне. Только в конце. Может, ненадолго приостановишься и в тюрьме, но насовсем – только когда окажешься в могиле. Но оттуда уже нет возвращения, там нет исправления, тогда уже слишком поздно возвращаться назад.

Поэтому не надо вообще начинать, не надо полагать этому начало, не надо никогда пробовать.

(Продолжение следует.)