Дорогие мои чада! Перед нами сегодняшнее Евангелие, которое мы много раз слышали. Но, быть может, не все задумывались о том, что это Евангелие человек переживает непрерывно, переживает истинно во время каждой Божественной литургии.
В засушливой пустыне наших дней люди более всего жаждут Божественной литургии. Что такое Божественная литургия для нас и для всего народа Божия? Это непременное участие в ней. Божественная литургия есть не что иное, как трапеза под открытым небом, которую сегодня нам приготовил Господь.
Что сказано в Евангелии? Были собраны люди. Зачем? Ибо им нечего есть (Мк. 6,36). О том, что им нечего есть, Христу сказали апостолы. Тысячи людей, пришедших ко Христу, оставались без еды. Тогда Он рассадил их на траве рядами по сто и по пятидесяти для того, чтобы насытить их души.
Они ушли. Он их собрал.
Непрерывно совершаемая Божественная литургия – это наш уход, мои дорогие, наше сидение на траве и вкушение пищи. Откуда мы уходим? Те люди, из Евангелия, покинули деревни и города, в которых жили. Мы же уходим от себя, с насиженных мест.
Разве вы не чувствуете, как, переступая порог храма,
попадаете в особое пространство? Здесь вы укрываетесь от
мира. Если и приходит к вам какой-либо помысел, то он
воспринимается как нечто чуждое, и хочется поскорее
отогнать его в сторону. Даже будучи не в силах в ним
справиться, мы ощущаем его как лазутчика, незаметно
проскользнувшего в наши владения.
Когда я говорю – "мы уходим от себя", я
имею в виду, что мы удаляемся от всего, что находится вне
храма. Мы уходим силой воли, существом, истиной от себя
самих, то есть от греха, призвания, убеждений. Все то, из
чего реально состоит наша жизнь, мы оставляем.
Единственное, что действительно существует – это Бог. Наше же "я" слеплено из грехов, воли, желаний. Все доброе в нем – от Бога, его сотворившего Своими руками, вдохнувшего в него Свое первое благословение.
Мы, чада Божии, совершаем героический исход каждый раз, когда нас собирает Господь и приводит в место святое, то есть храм Божий. Мы уходим от своих надежд и мечтаний. Надежды подобны стоячей воде, застою крови в сердце. У меня этого на самом деле нет, но я в своих мечтаниях это переживаю так явственно, что ощущаю, осязаю, держу в своих руках и фактически им обладаю. Часто мы живем в подобных мечтах, подменяя ими реальную жизнь. Все надежды и видения должно оставить.
Что я имею в виду, говоря о "видениях"? У каждого они свои. Это то, что видят очи плоти, очи души (а эти видения ощущаются сильнее). Это все то, что мы переживаем, что нас потрясает, травмирует, занимает, услаждает, возвышает. Подобные видения возводят нас в видимые миры. Но не выше.
Хорошо, допустим, мы ушли от всего. Но где же мы теперь? Мы сидим на траве под открытым небом, и "при дверях Господь". А почему под открытым небом? Когда мы стоим в храме, то чувствуем, что находимся на небесах. Ибо небо безгранично. Оно никогда не воспринимается как некое замкнутое пространство. Небо прекрасно, пустынно, его просторы бескрайни и расстояния огромны. Поэтому Христос, желая показать это людям, рассадил их, как сказано в Евангелии, на траве под открытым небом.
Но возможно ли жить на небе и не переставать просить у Бога того, о чем мы говорили в начале нашей беседы? Ты просишь у Бога, чтобы Он исполнил твои страстные желания, и думаешь, что Бог тебя не слышит. Ты просишь у Бога, чтобы он реализовал твои надежды и видишь, что Он не спешит к тебе на помощь. Ты молишь Бога, чтобы Он сделал твои чувства более сильными и видишь, что Бог далеко от тебя. Почему? Потому что все это – некое замкнутое пространство, куда ты сам себя запираешь.
Тем не менее, Господь хочет нас оттуда вывести. И сейчас мы находимся под открытым небом, как и тысячи из множества тех людей, и "при дверех Господь", вопрошающий: Что вы стоите здесь целый день праздно? (Мф. 20,6). Я – слепой, калека, бескрылый, пригвожденный, но рядом со мной Бог.
Разве возможно, стоя перед иконой, ей не поклониться, или будучи рядом с теплом, не согреться, а близ света не просветиться? Как случается, что, находясь возле Бога, мы далеки от "обожения", не бежим к Господу в объятия и не восходим на Его высоты?
Мы стоим возле Бога. Я даже не говорю, что мы стоим перед иконой, мои дорогие, или перед Богом. Ибо чаще всего наши земные очи тела и души предстояния перед Богом не видят. Они только просят. Во мраке зажженных лампад и светильников молят Бога об этом, а, получив просимое, его не замечают. Вот трагедия жизни человека, который видит все, в действительности не существующее, а единственно Сущего не замечает.
Мы стоим возле Бога. И когда мы входим в пустыню, которая подобна иссушенному сердцу, не чувствующему, не понимающему, не восходящему ввысь, то нас сразу же охватывает новое приятное ощущение: нам становится ясно, что здесь, рядом с нами, находится наш помощник. Мы отдалились от всего остального. И теперь здесь нам незримо предстоит Он. Мы ощущаем Его присутствие – словно Он летит, и Его дыхание касается нас. Он – наш заступник, Он может вывести нас из греха, избавить, насытить наши изможденные души. Вот человек и рядом с ним – Бог, "невидимо спребываяй"[1], помощник и заступник. Но где же Он? И кто Его видит?
Больше не остается ничего. Зайдите, дорогие мои чада, в церковь, и cо всей нежностью и трепетностью, с неколебимым убеждением, что все здесь Божественное и небесное, разглядите Христа, ощутите Его присутствие. И тогда в ваши сердца вселится некое новое и необычное ощущение.
***
Это первый шаг сердца. Сердца плачущего, страждущего, стенающего, а не ликующего. Вы почувствуете, как обнажается и как обогащается оно, ранее стоявшее перед Господом подобно никчемному пустому бурдюку. Наполняется осознанием своей пустоты и плачем, мистическим воплем: «Где Ты, Господи? Где Ты? Даруй мне милость Твою».
Начав с «где Ты?», оно тотчас поймет свою ошибку. Ибо еще не в состоянии Бога увидеть. Узрев Бога, оно лишится жизни. Поэтому вернее будет так: «Даруй мне милость Твою, Ты – моя милость. Я – Твой, а Ты – Тот единственный, Кто может меня помиловать, возвести из рва печали, из бездны Твоего для меня отсутствия и моего выхода из Твоей духовной жизни.
Душа плачет, дорогие мои, очень легко. Ведь у нее есть один единственный родственник – Господь. И для нее естественно Его искать и плакать, не видя Его. Если твоя душа будет рыдать и ты не подпустишь к ней все внешнее, приходящее ее утешить, ты приблизишься к Богу и почувствуешь, что Он – твой рулевой – нажал на педаль, взялся за руль, схватил тебя за руку и мчит по жизни.
Отныне тебя орошает благодать Бога. Твои глаза еще слепы, чувства – слабы. Но благодать Бога, эту дивную прохладу, ты ощущаешь мгновенно. Уже ты идешь по жизни под руководством Бога. И это особенно важно, прежде всего, потому что ты можешь вручить Ему себя с полным доверием. Кроме того, для тебя уже невероятно даже в мелочах не посоветоваться с Ним. Тебя наполнили слава звезд, справедливость небес, добродетели Церкви. Однако ничто из этого не даст тебе абсолютного совершенства. Единственное, что вложит в нас новые сердца[2]
|
||
|
|
[2] Ср.: И дам им сердце единое, и дух новый вложу в них, и возьму из плоти их сердце каменное, и дам им сердце плотяное (Иез. 11,19). |
|
|
|
, вместо старых, бесплодных и пустых, это Божественная благодать.
И вот, когда ты отпускаешь свою душу, то переживаешь некий тройной опыт. Находясь в храме, ты на все взираешь духовно. Это возможно и плотскими очами, но при условии усиленной борьбы.
Ты смотришь на вещи духовно. Твои глаза привыкают.
Разрушается и исчезает мрак. Теперь ты видишь больше. Ты
смотришь на Грядущего, Сущего и одновременно идущего к
тебе. Ты наблюдаешь, как душа основывается на благодати
подобно тому, как ты сам замешиваешь тесто для того, что
испечь хлеб или скатываешь глину, чтобы слепить ком.
Вот эту грязную глину – нашу душу – месят
святые руки Бога. Ты видишь это тесто в Его руках. Лишь
выскользнет, Господь поднимает его вновь. Ты радуешься,
потому что теперь ты – в руках Божиих, ты видишь их.
А видишь ли ты лицо Бога? Да, вот Оно. А видишь ли ты Бога
"сзади" (Исх. 33,23)? А вот для этого уже
необходимо стяжать силу и святость Моисея! Пока твоему
взору доступна лишь Его рука. Эту руку, благословляющую из
облака святого, мы можем наблюдать на некоторых иконах. Ты
видишь руку Стоящего рядом и месящего твое тесто.
Теперь ты уже не только можешь разглядеть, но начинаешь молиться. Все твои дела, попытки, слова, молитвы до этого были играми, да песенками, да щебетанием, воплями души – это все было твое, земное, и, восхождение к небесам совершить не способное. А теперь ты действительно взываешь к Небесам молитвой, которую тебе внушает Дух Святой воздыханиями неизреченными (Рим. 8,26). Теперь эту молитву вкладывает в твои уста, в твою душу сама благодать, Сам Бог. Ты молишься. Да, отныне ты уже способен молиться.
Сколь ужасно, когда человек молится утром и вечером, пусть даже седмерицей днем (Пс. 118,164), а молитва его остается земной, она скачет по земле, отрываясь на вершок от ее поверхности. Как страшно, если слова нашей молитвы не есть слово Божие! Ибо только так возможно молиться.
Ты молишься. Ты можешь молиться, ибо стадия созерцания – уже позади, за твоими плечами. Способность видеть соединяет тебя со всеми вещами. Я тебя вижу и обнимаю. Так мы, видя, обнимаем Божию руку, Божественную благодать, можем молиться Тому, Кого знаем. Ибо как разговаривать с неким неведомым Богом? Что сказать Ему? Теперь, когда ты своими глазами видишь, как Его руки замешивают твое тесто, то можешь просто обратиться к Нему и попросить: "Боже мой, не сдавливай так крепко! Ослабь свои движения… Боже мой, ударь посильнее по моему каменному сердцу, мне это необходимо… Погоди Боже, я устал. Боже мой, Боже, подними меня. Я хочу этого, я выдержу". Как много ты можешь теперь сказать Богу! Так, молись же! Позднее тебе, навыкшему к молитве, откроется путь и к богословию.
Ты раскрываешь глаза, молишься, богословствуешь – вот три дела, которые мы делаем в Церкви.
Ты богословствуешь. Что это значит? Ты начинаешь думать о Боге и внутри себя рассуждать о Нем. Ты начинаешь открывать Бога через познания.[3]
|
|
||
|
|
[3] Об этом см. беседу: "Познание Бога в смирении" (прим. пер.). |
|
|
|
Ты встаешь на путь богопознания. Ты богословствуешь, значит, твоим словом становится Сам Бог. Я вижу тебя, и как только пойму, что это ты, воскликну: "А это ты!". Я плохо разбирал, что раньше говорила мне моя душа, но теперь отчетливо слышу: "Авва, отче!". Ты богословствуешь значит открываешь, что все твое помышление – в Боге, что слово твое – Бог. То есть понимаешь тончайшие сплетения сердца и чувствуешь дух Божий.
***
На этой ступени духовного возрастания ты можешь постичь, познать Бога, побеседовать с Ним. Здесь ты понимаешь, что познание Бога есть не что иное, как вкушение Бога. Поэтому Священное Писание и Святые Отцы, говоря о слове Бога, постоянно призывают: "Съешь Его, выпей Его!".
Вот она "трапеза на траве под открытым небом". Откуда нам взять в пустыне столько хлебов, чтобы накормить столько народа? (Мф. 15,33; Мк. 8,4). Вот и ответ: тысячи людей насытились. Ведь здесь собрались не пятнадцать, не пять, не два, не сто человек, но тысячи и десятки тысяч людей всей Церкви, Которую питает Бог в "пустыне" "под открытым небом".
Пища нашего организма, тот состав, который был замешан в нас самих, порождает плод. Смерть – первый плод, плод нашего греха. Ее в первую очередь рождает в нас Бог. Именно поэтому каждый крещаемый человек умирает и начинает жизнь сначала. Прежде всего, мы имеем дело со смертью – смертью для греха.
***
Что такое, мои дорогие, грех? Это состояние ослепления, в котором мы пребывали раньше. Оно разделяло нас с Богом, закрывало от наших глаз даже и "задняя" (Исх.33,23) Его. А что же такое смерть греха? Это ощущение, которое мы приобрели только что: я начинаю чувствовать, что имею некоторые полномочия в жизни Бога. Раньше не имел ни одного. Теперь грех во мне умирает. Не потому, что я покаялся. Кайся сколько угодно, садись, оплакивай свои грехи, и увидишь: ты плачешь, а ум-то твой блуждает непонятно где и прося Бога о прощении, сам страстно желаешь чего-то иного. Смерть греха в покаянии происходит только благодаря действию Бога в человеке. Не кто иной, как Он, умерщвляет наш грех.
Итак, грех мертв для нас. Вместе с грехом постепенно уходят и наши страсти. Борись с гневливостью, раздражительностью, ненавистью. Попробуй вытащить своей рукою хотя бы самую незначительную и маленькую страсть, вырви на корню.
Придя в храм с таким настроем, ты сразу почувствуешь в себе изменение и скажешь: "Где же мои гнев? Моя раздражительность? Моя ненависть? Моя зависть? Мое волнение? Моя скорбь? Моя тоска? Мое расстройство? Мое разочарование? Все это страсти. Но смерть плоти исчезла из жизни человека. Ей на смену пришла смерть греха, подлинное покаяние вошло в мою жизнь. Наши отношения с Богом нормализовались. Реальной сделалась возможность приблизиться к Нему. Мы видим, как убегают наши грехи, страсти и все земное из наших сердец.
Земное! Насколько может разбухнуть от него наше сердце! Как тело, перегруженное пищей, так и сердце становится приземленным, плотским. Сейчас ты наблюдаешь, как это плотское утончается, тает подобно телу, которое изнуряет пост, очищает и делает бесплотным. Сердце, лишенное плотскости, становится благоукрашенным, подготовленным к принятию Бога.
И после того, как появляется эта бесплотная ипостась, после того, как в мою жизнь входит Божество, Его энергии, существовавшие, безусловно, и раньше, но остававшиеся пассивными для меня, начинают свое действие. А во мне рождается устремление души к Богу, которая на моих глазах начинает свое восхождение. Раскрываются очи наших чувств, души, тела. Как же они открываются?
Первое, в сладости Бога. Бог больше не является для меня чем-то великим и не существующим, но великим и присутствующим лично во мне. Мы начинаем ощущать сладость Бога, то есть то, что необходимо каждому новорожденному, – и эта потребность не иссякает с течением времен. Подобно тому, как сладость матери притягивает к себе малыша, так и нас притягивает сладость Господа. Почему я сказал, что мы начинаем именно так видеть Его? Сладость – огромна, она как бы омывает нас со всех сторон. Иногда от одного только взгляда на что-то сладкое, у тебя текут слюнки. Так и здесь. Тебя поглощает созерцание сладости Христа. Еще ее не отведав, мы продолжаем, как улитки, ползать по замкнутым пространствам, душным и влажным. Но постепенно мы не только видим эту сладость, но и опытно ее переживаем.
Второе, мы видим сладость, упоение, радование своей собственной души, которая участвует в таинстве. Возьмите, мои дорогие, святые мощи, которые источают благоухание, в руку, подержите, верните мощи на место. Вы пойдете дальше, а рука надолго сохранит их благоухание. Положите эти мощи на вашу епитрахиль, одежду или еще куда-либо. Спрячьте их и, ничего не говоря о мощах, приведите друга в свою комнату. Разве он вам не скажет: "Каким ароматом наполнена твоя комната!".
Две вещи: благоухание мощей святого и благоухание твоей одежды, благоухания помещения, пропитанных сладостью мощей. Тоже происходит и с нашими сердцем и душой, которые пребывают в сладостном упоении и радости, полученных от нашего умиротворенного внутреннего существа.
Вы видите, что большинство из нас приходит в храм, ко Христу, бежит подобно жене, страдавшей кровоточением (Мф. 9,20), чтобы почерпнуть силы. Приходят домой и в разочаровании говорят: "Ну что я нашел во Христе? Каким ушел, таким и вернулся". Вот сейчас вы ощущаете то, что дарует Христос приходящему. Сладость, радование. Больше ничего не нужно человеку. Бог услаждает его жизнь и веселит вечно юную душу, перед Ним предстоящую. Господь радует твое сердце: Зде вселюся яко изволих (Пс. 131,14), – говорит душа.
И когда человек устремится к научению этим святым чувствам и опыту, то разве возможно, чтобы Бог лишил его этого и не отозвался на просьбу? Именно для этого устраивает Он церковные собрания, богослужения. Поэтому посылает ангелов, и архангелов, и святых сюда – к нам, грешникам, чтобы мы общались друг с другом, чтобы святые даровали свою святость грешным, а грешные поведали святым о своем стремлении стяжать такую же святость и в ней им уподобиться.
Так давайте лишь к этому устремлять свои взоры.
Что же есть искомое? Рыбы в пустыне. Мистическое исследование, которое необходимо провести в своем сердце, приходя в храм. Нужно схватить святость в свою ладонь – и тело получит исцеление. Нужно привить сухую веточку к дереву – она напитается соками и оживет. Необходимо соединить дикое оливковое дерево с садовым – так оба станут домашними. В духовной жизни требуется то же самое. В Церкви мы мистически соединяемся со Христом, начинаем изучать Его. Он становится для нас нашей реальной жизнью.
Что есть искомое? Каждый раз, когда мы с трепетом заходим в храм, когда присутствуем на литургии и всенощном бдении, что есть искомое? Христос! Исследуйте то, о чем мы говорили, и Христос Сам придет к вам. Тяжелые камни расступятся и из-под них восстанет Господь.
Что есть искомое? Пребывание в соборной Церкви и устроение внутреннего – "из составов Иисуса".
Опыт, чувства, желания, видения, – ничто подобное не годится. Единственное, что верно, – это состояние, которое создает в нас Сам Христос Своим присутствием. Состояние, которое заполняет Он, и без Него оно исчезает. Устроение человека, "составленного из Иисуса", Который заменил Собой все прежние составляющие, о чем мы говорили в начале сегодняшней беседы.
Вот об этом, я хотел сказать вам, дорогие мои дети. Только об этом. Все, что вы видите здесь, состоит из Христа.
