Артём Соколов: Паломничество на Афон. На ночной службе в монастыре Ватопед

Часть 1. Москва-Салоники-Урануполис

Соборный храм Ватопеда, к слову сказать – построенный в X веке, один из самых больших на Афоне и освящённый в честь Благовещения Пресвятой Богородицы, был полон молящихся. Я смог войти и встать у самого входа, в притворе, дальше было не протиснуться. Естественно, ни одной свободной стасидии там уже не было.

Среди людей я смог разглядеть некоторых наших паломников, с которыми ждали погоды в Уранополисе, и кроме того – в храме было много полиции, чиновников в строгих костюмах и даже пожарных. Два полицейских то и дело оттесняли паломников, настойчиво требуя не загораживать проход и не мешать службе. По этому проходу из главного предела к центральному выходу постоянно бегали служащие монахи, проходили важные люди. Фотографировать или снимать на камеру в храме полицейские тоже не позволяли. Признаюсь: как только я вошел в храм, я несколько смутился от количества людей и от количества часов, которые мне предстояло провести на ногах. В глубине души я рассчитывал, что в храме все-таки будут свободные стасидии, а в них выстоять ночную службу гораздо легче. В нашем московском храме отстоять, к примеру, 3-4 часовую ночную пасхальную службу, когда яблоку негде упасть, не всегда просто без подготовки. Но в этот день, а точнее в эту ночь, решимость моя была на пределе: буду молиться до тех пор, пока будут силы!

Описать все чувства, которые испытываешь на афонской службе, простыми словами, наверно, невозможно. Проще один раз испытать это самостоятельно. В житии равноапостольного князя Владимира сказано о том, как к нему приходили разные послы и уговаривали принять их веру. И князь послал мудрых людей в разные страны, чтобы исследовать веру других народов. Когда же вернулись послы, побывавшие на византийском богослужении, то сказали князю: «Не знали – на небе или на земле были мы, ибо нет на земле красоты такой, и не знаем, как и рассказать о том. Знаем только, что пребывает там Бог с людьми». И это действительно так! В Ватопеде, по признанию многих паломников, службы представляют собой что-то совершенно невероятное. Вся служба проходит в темноте, только при свете многочисленных свечей и лампад, за которыми постоянно и внимательно следят монахи. Чтение молитв и псалмов, прерываемое пением красивыми голосами мужского хора, и все это на греческом языке, превращает службу в некое красивое, таинственное и невероятное действо. А уж когда монахи начинают раскачивать паникадило и хорос то вообще создается впечатление полета в космосе сквозь звезды, от чего душу, ум и сердце охватывают совершенно неземные ощущения. Сегодня в храме было так же прекрасно и таинственно. На игуменском месте сидел неизвестный мне иерарх Греческой Церкви, в Алтаре молились другие священники высокого ранга, приглашенные по случаю престольного праздника. Вел службу настоятель Ватопеда – игумен Ефрем, известный нам со времени принесения в Россию Пояса Пресвятой Богородицы и разразившегося после этого скандала. Правда, отца Ефрема я так толком и не увидел: при таком скоплении паломников большую часть службы я вообще только слышал.

По мере приближения службы к полуночи, из храма время от времени расходились по своим келиям паломники, благодаря чему я постепенно смог пробраться в основной придел и уже не только слышал службу, но и видел ее своими глазами. Монахи вынесли из Алтаря особо почитаемую икону Божией Матери «Алтарница», ту самую, от которой берет свое начала монастырь Ватопед, и которая прославилась еще и тем, что 70 лет простояла на воде в колодце, вместе с неугасимой свечей, когда ее спрятал туда один монах во время пиратского нашествия.

«Алтарницу» редко выносят из Алтаря, где она постоянно стоит на горнем месте, рядом со все той же неугасимой свечей. Обычно это происходит на большие праздники, так что мне очень повезло, и возможно я смогу к ней даже приложиться. Сейчас к ней подойти пока еще нельзя – икону оградили специальным ограждением, а откроют его в конце службы, когда монахи, а затем и паломники, будут прикладываться к иконам и благословляться у священнослужителей. А вот и икона Божией Матери «Всецарица»! Это одна из моих самых любимых икон Богородицы. В России есть много чудотворных списков «Всецарицы», как правило, все они большие, величественные. Сама же икона, ее первообраз тут в Ватопеде, такая непривычно маленькая, наверно формата А3, пожалуй, самая маленькая среди семи чудотворных икон монастыря, но вместе с тем такая добрая и теплая! Находится она слева от Царских Врат, перед колонной. В афонских храмах есть такой обычай: перед любой иконой, даже если она в иконостасе, вешают ее список на доске гораздо меньшего размера. Делается это, наверно, для сохранности самих икон: прикладываются не к первообразу, а к его списку. Правда есть несколько чудотворных икон на Афоне, перед которыми не установлен список. Например «Иверская» или «Скоропослушница». Они полностью закрыты специальным толстым стеклом. Но что касается «Всецарицы» - тут все иначе! На массивной колонне изображен внушительный список с нее, а сам первообраз расположен внизу.

Конечно, стоять на такой длинной службе, да еще и с непривычки, очень непросто. Уже глубокой ночью у меня стали болеть ноги, я боролся со сном, пытаясь не отключиться прямо стоя на службе. Один раз мне удалось присесть на освободившуюся рядом стасидию, но продлилось это блаженство не больше десяти минут. Ко мне подошел монах и знаками попросил уступить место другому монаху. Однако должен признать, что если бы я просто слушал службу и не молился, я бы наверно не выдержал и свалился еще часа в два ночи. В эту ночь я молился так, как, наверно, не молился еще никогда. Было к этому какое-то внутреннее произволение. Я непрерывно молился о себе, родителях, духовенстве, всех родных и близких мне людей, мысленно перебирал в уме выученные наизусть имена из помянника. Это был невероятный молитвенный опыт. К сожалению, в светской жизни повторить даже что-то близкое к той ватопедской молитве весьма непросто. Часто, даже придя в храм на богослужение и начав молиться, через некоторое время понимаешь, что мысли улетели куда-то далеко от молитвы и нужно начинать заново. Но на Афоне даже воздух помогает в усердной молитве. И особенно явно я понял это сейчас – на первом в своей жизни ночном монастырском богослужении.

В двенадцать часов ночи был небольшой перерыв – чуть меньше часа. Я сначала не понял, что нужно делать и куда идти. Первым из храма вышел тот иерарх, который сидел на игуменском месте, а за ним вся братия. Проходя мимо меня, иерарх вдруг остановился. Немного растерявшись, я первым делом подумал, что нужно отойти в сторону, сделать проход из храма еще больше. Но, наверно почувствовав мою растерянность, этот священнослужитель улыбнулся, благословил всех нас двумя руками, а потом раскинул их в стороны, чтобы каждый мог приложиться. Его сразу же окружили со всех сторон и, исполненный благодатью, я первый приложился к его руке и отошел в сторону, пропуская других паломников.

Когда из храма почти все вышли, я подошел к «Всецарице» и с непередаваемым чувством благоговения и нежности встал на колени и начал молиться. Рядом со мной точно так же встали на колени еще несколько человек, а другие паломники подходили, прикладывались и уходили. Помолясь и приложившись к иконе, я решил воспользоваться моментом и почитать акафист «Всецарице», который привез с собой. Но тут к нам из Алтаря вышел монах и на чистом русском языке сказал: «У нас сейчас короткий перерыв и уборка, поднимайтесь наверх вместе со всеми!». Оставшиеся в храме люди стали быстро уходить, а я достал из кармана, завернутые в пакетик, золотые украшения, которые просила меня передать в дар монастырю моя мама, и протянул монаху. На словах объяснил что это, кому и зачем. Монах учтиво принял от меня этот пакетик, много раз поблагодарил, поклонился и сказал, что выполнит мое поручение. Уходя обратно в Алтарь, он обернулся и спросил: «Как имя вашей мамы и ваше имя?». «София и Артемий» - сказал я. «Спасибо! Поднимайтесь наверх по лестнице, которая сразу при выходе из храма!». «А что там?» - я так и не понял, куда все пошли. «Там для вас угощение» - сказал мне этот монах и ушел.

Непосредственно рядом с храмом есть трехэтажное здание, в котором находилась трапезная и келии. Я поднялся на третий этаж в трапезную, но туда не пускали паломников – монахи просили всех рассаживаться на стулья и кресла вдоль коридоров всех трех этажей. Усевшись в кресло недалеко от входа в трапезную, я смог ее рассмотреть. Это был огромный зал с высокими окнами, весь заставленный столами и стульями. В центре зала, на некотором возвышении, стояли особенно красивые столы и удобные кресла. За них сажали особо почитаемых гостей. В трапезную пригласили только монахов монастыря и священников, некоторых приглашенных влиятельных людей и чиновников. Человек десять из братии, задействованной на послушании, выполняли функцию официантов. Насколько я понял, приглашенных угощали какими-то незначительными сладостями, а также чаем и кофе. Никаких яств и деликатесов не было – шел Великий пост! Спустя некоторое время другие монахи на больших подносах стали разносить воду и сладости паломникам, сидевших вдоль коридоров. К двенадцати часам многие из тех, кто был в храме с самого начала службы, уже давно разошлись по своим келиям спать, так что у монахов не заняло много время оббежать все три этажа и раздать угощение. В качестве угощения были небольшие зефирки из кокосовой стружки, замешанной на клубничном джеме и покрытые постным шоколадом. Очень вкусные и сытные, правда, немного приторные из-за джема. А мне так вообще достались две такие зефирки – потом раздавали остатки! Вся эта скромная трапеза длилась не более 45 минут. Подкрепившись, все монашество и духовенство так же дружно вышли из трапезной, и пошли обратно в храм. У паломников появилась возможность зайти внутрь и попросить еще воды или кофе. Мне очень хотелось пить после сладкого зефира, и я тоже пошел туда вместе со всеми.

И вот как только я переступил порог трапезной, Промыслом Божиим, нос к носу столкнулся с монахом Прохором, тем самым монахом, который год назад знакомил с монастырем русских паломников, и с которым мне удалось познакомиться лично и даже немного пообщаться. Монах Прохор как-то сразу запал в сердце еще тогда, он показался очень добрым, внимательным и отзывчивым человеком. Мне очень хотелось встретиться с ним в этот раз, и вот Матушка Богородица свела нас лицом к лицу. Ватопед большой монастырь и монахов в нем подвизается тоже достаточно много. В суете праздничного богослужения и наплыва гостей такая случайная встреча с Прохором была почти невозможна. Но у Бога нет ничего невозможного! Монах Прохор меня, конечно же, не узнал, однако мы с ним тепло поздоровались и обнялись. Видимо сегодня он был на послушании, в службе не участвовал и постоянно бегал по монастырю, помогая всем, кто только в нем нуждался. Усталость читалась на его лице, а в голосе слышалась некоторая нервозность. Наверно он уже много часов без отдыха. Первое, что я ему сказал – спросил, где можно взять воды. Я совершенно не хотел лишний раз нагружать Прохора своими просьбами, и сам бы мог сходить на кухню, но в ответ мне Прохор резко развернулся и буквально побежал на кухню за водой. Уже через пол минуты он вернулся и принес мне большой стеклянный стакан холодной воды. Дай Бог ему здоровья! Вкуснее той воды я еще не пил! Однако я дерзнул высказать ему еще одну свою просьбу: «Отец Прохор, вы могли бы дать мне маслице от семи чудотворных икон Божией Матери, которое раздают вместе с поясками? Мне нужно хоть бы 5-10 пузырьков, раздать нашим прихожанам в Москве. Многие нуждаются в исцелении и помощи, а совершить паломничество на Афон могут далеко не все». Прохор почесал бороду, пожал плечами и сказал: «Ой, не знаю… Сегодня все на послушании, такая суматоха… В Алтарь просто так не зайдешь… В обычный день это просто, а сейчас… Ну хорошо, я ничего не обещаю, но найдите меня потом в храме и я постараюсь что-нибудь сделать!». Надо признать, что моя просьба в этот день действительно была сложной для выполнения: праздничная служба, много гостей и приглашенных священнослужителей, всенощное бдение в полном смысле слова, а пузырьки с маслом хранятся в Алтаре. Я все это прекрасно понимал, но даже за то, что Прохор просто согласился даже не выполнить мою просьбу, а только постараться, я был ему очень благодарен! И даже на душе стало как-то теплее и радостнее после нашего с Прохором короткого разговора в трапезной. Забегу вперед и расскажу, что уже через пол часа после нашего с ним разговора, пробегая мимо меня в храме, монах Прохор резко остановился, подошел ко мне почти вплотную, пытаясь разглядеть мое лицо в темноте храма, и сказал: «Так, это вы просили масло, да?». «Да, отче!». «Стойте здесь, никуда не отходите!» - сказал мне Прохор. И опять убежал. Но через минуту вернулся и сунул мне в руку три пузырька масла! «Спаси Господи!» - сказал Прохор и убежал! Мне оставалось только учтиво ему поклониться и сказать вслед: «Спасибо!» Вот такой вот добрый поступок обыкновенного афонского монаха по отношению ко мне и моим чаяниям. Меня очень тронуло его внимание и стремление помогать всякому, кто попадается на пути, даже если это сложно или есть множество веских причин отказать в просьбе. В мирской жизни такое встречается чрезвычайно редко!

Второй перерыв ночной службы должен был быть с 4 до 6 утра, в это время предполагалась возможность поспать, как паломникам, так и монахам. Но как возможно отдохнуть за это время, я так и не понял. И вот почему. На самом деле служба задержалась и закончилась не в 03:50, а в 04:30. К этому моменту я уже очень сильно устал и хотел спать. Глаза буквально закрывались, я боялся заснуть стоя и упасть. Но по каким-то причинам служба задерживалась и из храма все вышли только в половине пятого утра. Монахи и немногочисленные паломники почти моментально разбежались по своим келиям. Я же в кромешной темноте, практически на ощупь, стал пробираться в сторону корпуса, где мне выделили койку. В принципе, меня бы вполне устроило посидеть где-нибудь на лавочке и подремать, но на улице было весьма холодно и сыро. А в корпусе с трапезной, который ближе всех к храму, скоротать время до следующей службы, устроившись на какое-нибудь кресло в коридоре, монахи не разрешали – все те, кто не прописан на ночлег, находиться там не могут. Да и сам корпус закрывался на ночь изнутри. Как не хотелось, но пришлось идти в келью. Пока я до нее добрался и поднялся по скрипучей лестнице на третий этаж, прошло еще минут 15. На этаже и в кельях была абсолютная тишина. Со службы сюда пришел я один, все остальные или не были вовсе, или ушли спать гораздо раньше. Тихо подошел к двери своей кельи, открыл ее и понял, что свою кровать найти не смогу: если даже ее никто не занял, то в абсолютной темноте я перебужу всех, пока найду ее. Там реально было совершенно темно. Тусклая лампочка горела только в коридоре. Закрыв дверь келии я стал всматриваться в коридор, лихорадочно ища хоть свободный стул или подоконник, куда можно было бы привалиться на часок! И, о чудо! В глубине коридора я увидел свободную кровать! Господи, Слава тебе! Целая кровать, с подушкой и одеялом, да еще и ни кем не занятая! Я быстро, но тихо, пошел по коридору, одновременно рассуждая: из храма я шел сюда один, или уж точно самый последний, значит, эта койка наверняка ни за кем не закреплена и я могу ее занять. Подойдя к кровати, я буквально упал в нее – ноги страшно гудели и нестерпимо хотелось спать. Оставалось только завести будильник на 6 часов утра, чтобы все-таки сходить на продолжение службы. Снял обувь, укрылся одеялом и моментально уснул. На часах было 04:50 утра. Правда, сон мой не был глубоким: я чувствовал, как болят с непривычки ноги. Гудят, ноют. А кроме того, примерно через десять минут, после того как я уснул, на скрипучем полу коридора послышались чьи-то шаги. Кто-то несколько раз прошел вдоль коридора туда и обратно, явно ища места. Приоткрыв один глаз, я увидел мужчину, облаченного в подрясник, возможно это тоже паломник из России. Наверно я занял его место или он запутался в этажах и коридорах. Признаюсь, у меня был порыв подняться и спросить, не его ли койку я занял, но уставшее тело не позволило мне это сделать. Я был просто физически не в состоянии сейчас подняться с кровати и что-либо говорить. Через пять минут этот человек вышел из коридора. Да простит меня Господь, если это по моей вине он не мог найти себе место для ночлега!

Еще до того, как у меня сработал будильник, я услышал активное движение в коридоре – паломники проснулись и выходили на службу. Правда, конечно, далеко не все, кто там ночевал сейчас. И вот ровно в 06:00 мой телефон под подушкой начал отчаянно вибрировать, понуждая меня вставать и идти на службу. Чуть больше часа на сон. А ведь служба уже началась! Значит, монашество и духовенство монастыря или вообще не спало, или спали максимум минут 40 – в храм надо прийти заранее, затеплить лампадки, все приготовить. Плохо соображая я свесил ноги с кровати и сидел так минут пять. Мимо меня по коридору то и дело пробегали какие-то люди, спешащие на службу. Усилием воли я встал, одел обувь и куртку, взял сумку и пошел на выход. На улице уже светало. Пасмурное небо обильно поливало афонскую землю мелким дождем. Служба шла не в самом храме, а в беседке у главного входа в храм, где находился источник воды. Вокруг беседки столпилось человек пятьдесят паломников. Судя по всему, шел водосвятный молебен.

Туда же, в беседку, перенесли и икону Божией Матери «Алтарница». Все монашество и духовенство в полном облачении заполнили беседку, исполняя каждый свое послушание на богослужении. По их лицам нельзя было сказать, что на сон они потратили от силы час за последние сутки-двое. Их глаза были, как и прежде, полны бодрости и благоговения. Зато по моему внешнему виду было понятно, что я плохо понимаю все происходящее и где я вообще нахожусь. Подойдя ближе, я встал вместе со всеми паломниками и мысленно начал повторять утренние молитвы. К счастью, прохладный дождик достаточно быстро привел меня в чувства и уже через 10 минут сон и усталость как рукой сняло. А скорее всего это была Помощь Богородицы мне немощному! Примерно через 30 минут меня вдруг осенило: я же могу зайти в храм и прочитать там акафист перед иконой «Всецарицы»! В храме сейчас никого быть не должно и если меня оттуда не попросят, то я смогу спокойно помолиться. Я оказался прав: в главном приделе храма, распределившись по стасидиям, молилось не больше 10 человек. Может из-за дождя, а может по каким-то своим надобностям, они не участвовали в уличной службе. Меня это вполне устраивало: в храме было очень тихо, и только с улицы доносились молитвы и песнопения. Устроившись в самую ближайшую к иконе свободную стасидию, я открыл акафист и стал читать. Тут я понял, как своевременно пришла мне в голову эта мысль. Если бы сейчас в храме шла служба, то я бы не смог так прилежно почитать акафист. Как минимум я бы просто не смог подойти близко к иконе из-за скопления паломников и монахов. И вот, действительно, Промысел Божий: в ту секунду, как только я дочитал акафист, в храм с песнопениями торжественно внесли «Алтарницу», зашли все священнослужители, монахи, а вслед за ними толпа паломников.

Богородица дала мне возможность в тишине помолиться, ведь я так этого хотел! Душа моя ликовала! Слава Богу за все!

Остаток службы, которая переместилась с улицы в храм, я уже почти не помню. Да и достоять ее до конца я не успевал: в восемь часов за мной должен был приехать Юра. Без пятнадцати восемь я вышел из храма, позвонил Юре и сказал, что готов ехать. Затем немного погулял по территории монастыря. Очень хотел зайти в лавку, но она была еще закрыта. Когда я всматривался в стеклянную дверь лавки, вдруг подошел монах, открыл ключом дверь и зашел внутрь. При этом, проходя мимо меня, он по-русски сказал, что лавка открывается с 10 часов утра. В принципе, я знал, что завтра или послезавтра, еще приеду в Ватопед, специально за покупками, но на всякий случай попросил этого монаха о возможности подать записки. Он любезно запустил меня в лавку, где я быстро положил записки в специальный ящик, в другой ящик опустил деньги и вместе с монахом вышел из магазина. Даже если по каким-то причинам я сюда не смогу приехать еще раз за время этого посещения Афона, то уж по крайней мере буду знать, что ватопедские монахи помянут на литургии всех, кто был указан в моих записках. А это уже большое дело. Вскоре за мной приехал Юра, я погрузился в машину и мы поехали обратно в Карею к отцу Иосифу.