По вере вашей…

У каждого священника — свой «архив невыдуманных историй». Сегодня две такие истории рассказывает клирик храма во имя святых перво­верховных апостолов Петра и Павла города Аткарска священник Димитрий Васильев.

По вере вашей…

Навещали мы ее вдвоем. Я, только что отслуживший воскресную всенощную, и ее подруга, чуть моложе нее, но все равно уже разменявшая шестой десяток. Так уж вот сложилось, что до этого не брали бабу Раю ни годы, ни житейские неурядицы, да и сил у нее хватало на то, за что не каждый здоровый мужик без домкрата возьмется. А вот, поди ж ты — напала и на нее хвороба, свалил бабу Раю промозглый осенний радикулит.

— А я только и молюсь, чтоб подняться мне, чтоб ноги ходили. А то ведь ни к службе дойти, ни до больницы… Тогда ведь, перед тем, как заболеть-то, иду до дому, а дорога вся разбитая. Молодому не в погожий день не пройти — а куда уж мне, старухе. Иду и молю только: Кормилец, вразуми Ты наших, кто в кабинетах, чтоб хоть ямы заложить послали, только на Тебя одна надежда… А наутро выхожу — вся дорога, как есть, новым асфальтом сделана. Благодать-то мне какая! Остановилась и плачу. Подошла женщина — может, помочь чего, а я ей говорю, вот мол, милость-то Божия какая — дорога новая, услышал молитвы мои Кормилец… Только плечами она и пожала.

— Вот и слава Богу! — улыбаемся мы ей и ее простой радости от такого простого чуда. — Ты вот, баб Рай, только еще самую малость попроси: чтоб воровать у нас в России перестали, а? Глядишь, и совсем ладно заживем.

— И-и, милые! — смеется.— Куда мне, вот только на такой порядок меня и хватает. Еще вот ноги бы ходили… А уж как пойду, так и до храма, глядишь, сподоблюсь добраться, без службы-то что за жизнь! Одна радость у меня — молитва. Как проснусь — от спины невмоготу — так и молюсь с полночи. И сынок с города звонит, не забывает — тоже светлее делается. А то ведь вот еще утешение мне какое — тепло дали, батареи уже как молоко парное — все веселее…

Отпускала нас она, заметно воодушевленная визитом, напутствуя своим неизменным пожеланием: «Терпения вам! И мне и вам — терпения! Без него ж мы все куда? Никуда!»…

Так и отправились мы — спутница моя к себе, а я к себе, к матушке и детям, свернув с новой асфальтовой дорожки от бабы Раиного дома в разбитый колесами проулок. В этом проулке живет допившийся до ручки монтажник дядя Федор, еще не старый, а уже... Чем живет, как, и, вообще, почему живет еще — неизвестно. Одними, наверное, молитвами своей старой, доброй и любящей матери — даст Бог, исправится ее сынок, глядишь, и его разухабистый «проулок» заасфальтируют. И правда, кто знает, сколько в нашей жизни делается только лишь этими простыми молитвами наших православных старушек?..

Вечером на лавочке

Однажды летним вечером я отправился в магазин. Ну, и услышал из темноты хрипловатый оклик: «Слышь, пацан, а ты чё бородатый?». Ну, думаю, местные пролетарии совсем допились, ни ума, ни фантазии… Однако, вопреки классике жанра, разговорились по-хорошему. Два соседских парня, без работы, кормят их родители, хотя оба — старше меня как минимум лет на пять. Из радостей в жизни с первого раза смогли вспомнить только угловой домик, возле которого даже зимой несло сивухой; что же касается прочего, все было покрыто толстым слоем житейского пепла.

Разгрести этот пепел, заставить вспомнить смысл жизни — задача не из легких. Мы сидели на лавке возле дома и пытались понять друг друга. Один из них воевал в Чечне, схоронил не одного товарища, потом сидел за какую-то дрянь, которой глушил черную тоску и ноющие нервы. Другой, по-видимому, просто не успел вовремя понять, когда началась взрослая жизнь, и по привычке продолжал праздновать в подъездах с друзьями «день граненого стакана». Вместе их свело место жительства, а от меня они, узнав во мне батюшку из соседней церкви, хотели всего лишь одного: объяснить им смысл происходящего вокруг, начиная со смерти на войне боевых товарищей и заканчивая конфликтами с родителями и политической обстановкой в стране. И хотя в глубине души я понимал: говорить им сейчас о грехе и покаянии — дело, заранее обреченное на провал, что-то все же пытался до них донести. Говорил о простом, о житейском. О том, что неплохо бы бросить пить и найти работу, что читать хорошие книги можно и нужно, что в Церкви необязательно быть монахом, и что Бог зла не сотворил… Правда после этого мне говорили о том, что как-то расслабляться все-таки необходимо, хорошей работы с достойной зарплатой сейчас не найти, и что третья и четвертая книги серии «Я — вор» действительно хорошие, а вот вторая и пятая как-то не очень. И как самый веский аргумент «нелинейной зависимости» жизни от греха приводилось то, что дети страдают, хотя и безгрешны. Еще спрашивали, почему нельзя жить в гражданском браке, ведь сейчас это почти вошло в норму. Я чувствовал себя в положении человека, объясняющего никогда не видевшему автомобиля эскимосу, почему нельзя сначала нажать на педаль газа и только потом сесть в машину. Плакали. Обещали обязательно прийти в храм, пообщаться еще раз. Хорошие они оказались, по-своему, только замерзшие душой какие-то… С одним мы даже обменялись номерами телефонов, так, на всякий случай…

По этому номеру он мне так никогда больше и не позвонил. А когда я первый решил это сделать, абонент оказался «выключен или вне зоны действия сети». Да и в храм так никто из них до сих пор и не пришел. Может быть то, что я пытался им объяснить, уйдет, как вода в песок. А может, этим словам еще предстоит когда-нибудь, вспыхнув, разгореться костром большой живой веры, надежды и любви. Одному Богу известно.