«Приговор» поэта, или История несостоявшейся дуэли

Как перенести обиду? Как справиться с собой, если обвинения несправедливы и тяжки, когда задета честь? Евангельская заповедь «кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую» известна, но насколько непросто совладать с чувствами в жизни! Ведь первым порывом бывает ответить… И вот одна история из светских хроник XIX века, история сотворения репутации. Участники ее были людьми заметными: А.С. Пушкин и известный в те годы публицист Александр Скарлатович Стурдза, советник и консультант Александра I. Однажды они досадно, трагически оказались стоящими «по разные стороны барьера». Дело могло закончиться дуэлью, но, к счастью, этого не произошло: один из них повел себя по-христиански…    

       «Вкруг я Стурдзы хожу, вкруг библического.

       Я на Стурдзу гляжу монархического».

Эпиграмма вызывала вполне определенную ассоциацию: Пушкин будто описывал воображаемые туры вокруг кан­дидата для вызова на дуэль.

А событийный контекст, между тем, был следующий: незадолго до того Александр Стурдза, находившийся в то время за границей, опубликовал работу «О современном состоянии Германии», носившую политический характер и отражающую отношение автора к напряженной обстановке в европейских университетах. Тогда же с поддержкой русского курса на стабилизацию политического положения в Европе выступил и драматург Август Коцебу. «Свободолюбивому» немецкому студенчеству это пришлось не по вкусу, и Коцебу был заколот студентом Зандом.

«Холоп венчанного солдата,

Благослови свою судьбу:

Ты стоишь лавров Герострата

И смерти немца Коцебу».

Четыре строчки были на устах у всего Петербурга. Повсюду Стурдза встречал колкие, насмешливые взгляды. Обиднее всего было то, что Пушкин не имел представления о системе взглядов Стурдзы. Свой слишком поспешный суд он вынес, поддавшись настроению ближнего круга – друзей из числа будущих декабристов.                           

Прервать «дурную бесконечность»

Причина, обратившая против А.С. Стурдзы гнев части русского общества, заключалась в том, что в сознании петербургской молодежи смешивались две вещи: либерализм и революция. Между тем записка Стурдзы «О современном состоянии Германии» носила отнюдь не антилиберальную, а именно антиреволюционную направленность. В этом случае важно понять и правильно оценить исторический контекст, те обстоятельства, которые вызвали появление этого произведения.

Важнейшее событие – Аахенский конгресс (1818) – вполне обозначил различие политических позиций Александра I и австрийского канцлера К. Меттерниха. Формальным поводом для разногласия послужило отношение «стран-победительниц» к поверженной наполеоновской Франции, однако за этим открывались два противоположных взгляда на содержание европейской политики в целом. Александр I, полагавший, что арест Наполеона положил конец революции и обстоятельства благоприятствуют политической либерали­зации в Европе, выступил сторонником включения Франции в состав ведущих держав, а Меттерних, опасавшийся пос­ледствий революции и настроенный на продолжение борьбы с ней, был решительным противником этого шага. В целом российский политический курс оказался более либеральным по сравнению с австрийским.

Возникшие между Александром I и Меттернихом расхождения отте­няла далеко не самая простая ситуация в Германии. В 1817 году чествование 300-летия Реформации сопровождалось беспорядками в университетах, сожжением антипротестантских книг, угрозами расправы над авторами. В этих усло­виях даже представители немецкого либерализма (Штейн, например) были весьма обеспокоены происходящим. Все это с тру­дом укладывалось в концепцию либеральной политики. «Свободомыслящая» Германия обнаружила готовность отказаться от «сдержек и противовесов», традиционно составляющих основу либеральной практики. «Прямое действие», то есть готовность применить насилие, оказалось более привлекательным по сравнению с постепенным достижением общественного согласия. В этих-то обстоятельствах и появилась работа А.С. Стурдзы.

Сам автор никогда не разделял «крайне правых» убеждений. Его личная политическая позиция была весьма умеренной. Лучше всего это проявилось в оценке причин Французской революции XVIII века. Стурдза полагал, что это событие стало закономерным следствием всей предыдущей государственной политики Франции старого режима. Ее «пороки» Стурдза связывал с «изменой духу христианс­тва» и сожалел об испорченности самих управляющих, о пренебрежении ими христианским долгом в отношении подданных – содейс­твия общему благополучию. По убеждению Стурдзы, революция стала возможной из-за того, что должным образом не были оценены стабилизи­рующие возможности реформы и напрасный страх перед изменениями сковал европейские правительства пассивным ожиданием.

Возвращение общества к нормальному состоянию, ког­да оно покоится на духовных основаниях, для Стурдзы было связано с «подчинением управления заповеди любви». В практиче­ском отношении это означало признание реформы в качестве законного и отвечающего назначению христиан­ского государства средства, того «инструмента», который позволяет вовремя опередить кризис.

Таковы были ценностные установки, определившие и участие Александра Скарлатовича в разработке концепции Священного Союза. В отечественной историографической традиции долгое время бытовало представление о том, что намерение сде­лать христианство основой послевоенной политики в Евро­пе имело «лишь риторический смысл» и не раскрывало «ис­тинных замыслов» учредителей Священного Союза. Однако это не так. В Священном Союзе авторы этой концепции видели орган междуна­родной политики новой Европы, достаточно реактивный и гибкий для того, чтобы обеспечивать в странах – участницах конвенции баланс между интересами поддан­ных и авторитетом власти. Ставка делалась отнюдь не на подавление, а на опережение кризиса и компромисс для того, чтобы не допустить попадания Евро­пы в дурную бесконечность: революция – реакция.

О том, насколько искренними были устремления Стурдзы, можно судить и по его отношению к политике К. Меттерниха. По убеждению Александра Скарлатовича, австрийский политический курс являлся образцом злоупотребления властью, политической недальновидности и крайней бескомпромиссности. Стурдза считал, что жесткостью Меттерних подрывает основания доверия к власти в будущем, что этот путь ведет к возвращению пороков прежней системы и комплекса про­блем, однажды уже породивших революцию. Ясно, что при такой позиции записать Александра Скарлатовича Стурдзу в разряд «политических мракобесов» просто невозможно!

О его либерализме свидетельствует, кстати, и от­ношение к отмене крепостного права в России. Александр Стурдза был последовательным сторонником этой меры, хотя и с оговоркой: власть должна сохранить за собой в решении этого вопроса законодательную инициативу. При этом необходимость подготовки реформы он считал делом сегодняшнего дня, а не отдаленной перспективы.

Мировоззрение А.С. Стурдзы формировалось на стыке христианства, реформизма и легализма, ставка делалась на постепенные преобразования в рамках существующей, законной системы власти. В этом контексте и следовало оценивать его работу о Германии.

Автор сосредоточил внима­ние на сложной обстановке в немецких учебных центрах. Беспокойство его было вызвано двумя причинами. Во-первых, тем, что начавшиеся волнения станут источником распространения в Европе новой «волны» революций, а во-вторых, тем, что они на долгие годы могут послужить оправданием силовой политики, то есть спровоцируют применение правительствами жестких мер. Стурдза опасался «крайностей».

В записке он высказывал мнение о том, что германским университетам следует отказаться от конфронтации с правительством, и предлагал меры, направленные на стабилизацию обстановки в академических центрах, однако не в качестве «нормы», а лишь на время «карантина». До окончания волнений рекомендовалось введение контроля над университетами со стороны муни­ципальных властей, назначение профессоров (вместо привычного избрания), проверка учебных курсов на предмет соответствия заявленным программам...

Как-будто ничего сверхъестественного, но предложения русского публициста были оценены как «посягательство на принцип автономии», заложенный в основание университетской системы, и публи­кация его работы вызвала негодование. Немецких интеллектуалов возмутило вмешательство иностранного публициста во внутренние дела германских государств, что было воспринято как проявление российского «дирижизма». В результате записка, имевшая целью предотвратить как революцию, так и повсеместное утверждение авторитарной политики, была воспринята именно как проявление силовой политики. Эффект от публикации оказался прямо противоположен мотивам автора.

В России же светская молодежь, чуткая к возможности выразить «солидарность» с любым проявлением «свободомыслия» и «европеизма», не очень вникая в подробности, тут же отнесла консультанта и помощника Александра I к числу «гонителей свободы». По замечанию современного американского исследователя д-ра А. Мартина, в общественном мнении Стурд­за, «никогда не державшийся за сладость жизни при старом режиме, несправедливо попал в один ряд с К. Меттернихом»[1].К тому же выводу приходит и российский историк В.С. Парсамов, отмечая, что «репутация реакционера и мракобеса, закрепившаяся за Стурдзой, не предшествовала пушкинской эпиграмме, а во многом следовала за ней»[2].

Пушкину аплодировали, а перед Стурдзой многие из прежних знакомых попросту закрыли двери. Дуэль между двумя молодыми людьми казалась неизбежной. Зная характер А.С. Стурдзы, достаточно сильный и горячный, с часу на час ожидали секундантов, однако он повел себя «не по правилам» – ушел в добровольную «полуотставку», затворился в своем белорусском имении в Устье, не выясняя отношений и не злословя в ответ.

«Частная жизнь»

Общественное продвижение Александра Скарлатовича при дворе с этого момента было закончено, однако Александр I ценил его и по-прежнему продолжал обращаться к нему за консультациями по вопросам внешней и внутренней политики.  

Насколько это было в его силах, в специальной записке «Обзор», предназначенной высочайшему рассмотрению, Стурдза защищал перед лицом императора тот взгляд, что политические формы будущего должны избежать крайностей. Залогом этого он считал постепенную ре-христианизацию всего общества. Одной частью этого «проекта» должна была стать отмена крепостного права и постепенное введение сословно-корпоративного представительства, другой – развитие системы всесословного образования как основы христианского просвещения в самом широком смысле. По убеждению Стурдзы, реформам должно сопутствовать изменение сознания людей, независимо от их общественного положения и достатка. Автор «Обзора» выдвигал и довольно смелое требование: постепенного ограничения вмешательства государства в общественную жизнь. Стурдза желал того, чтобы Церкви была отведена роль «посредника» между управляющими и управляемыми, а консолидация внутри общества «осуществлялась бы священником, а не констеблем». Общий вывод рекомендаций Стурдзы был таков: религиозная, интеллектуальная свобода народа, как и свобода управле­ния, зависит от того, насколько общество проникнуто духом Православия.

Проект А.С. Стурдзы, обозначивший направление будущих реформ, пришелся по сердцу Александру I, и он потребовал продолжения. Вторая записка Стурдзы включала раздел, касающийся междуна­родных отношений. Здесь Стурдза изложил свой взгляд на Священный Союз и его задачи. По его мнению, Священ­ный Союз должен был представлять собой семью государств, чьей целью является защита религии, морали и законов. При этом международное участие допускалось лишь в случаях правительственного произвола по отношению к подданным. Этот второй проект Стурдзы произвел на царя не меньшее впечатление. (Александр даже пригласил своего консультан­та присутствовать на конгрессе в Троппау, однако Стурдза пожелал уклониться, пояснив, что он написал достаточно и едва ли сможет прибавить что-то еще.)

На основании предложенных А.С. Стурдзой «Обзоров» можно сделать вывод о том, что его личная политическая позиция была умеренно-консервативной[3]. Тот факт, что на практике были использованы лишь отдельные элементы этого проекта, свидетельствует скорее об «избирательности» политиков, чем о прагматизме автора. В эпоху «Великой реформы» Стурдза, несомненно, чувствовал бы себя более востребованным, его легко можно представить в качестве участника одного из комитетов по подготовке преобразований.

Другим направлением «неофициальной деятельности» Стурдзы было содействие участникам движения за освобождение Греции от османского владычества.

Теперь самое время сказать и несколько слов о происхождении и воспитании нашего героя. Александр Стурдза происходил из аристократической се­мьи. Он родился в Яссах, в 1791 году. Матушка его, Султана Мургузис (Мургуза), наполовину гречанка, была дочерью князя Кон­стантина – господаря Молдавии, а отец принадлежал к од­ному из самых влиятельных кланов.

В Петербурге, куда семья переехала, спасаясь от турецкого гнета, Александр получил прекрасное образование. Кроме основных дисциплин, греческого и русского языков, ему преподавали французский, не­мецкий, латынь и молдавский; немало времени уделялось европейской культуре и философии. В целом же воспитание А.С. Стурдзы проходило под преобладающим влиянием греческой культуры. (Его учи­телями были Никифор Феотоки, обративший к Правосла­вию огромное количество мусульман, и Евгений Булгарис[4].) В программе чтения важное место занимала святоотеческая литература и все то, что относилось к российско-греческим связям. Неудивительно, что Стурдза получил более глубокое и систематическое образование, чем того требовали условия света. В то же время его отличали глубокий интерес и любовь к российской культуре, что послужило основой и для их дружбы с Н.В. Гоголем, в последние годы обратив­шимся к Православию.

Во время службы в Минис­терстве иностранных дел Стурдза сблизился с Иоанном Каподистрией[5], бежавшим с Ионических островов после их оккупации Францией и в январе 1809 года поступившим на службу в то же министерство. Эта дружба имела большое значение для всей последующей жизни Александра Стурдзы. Не только во время их общения, но и после отъезда Каподистрии в Грецию и его гибели Александр Скарлатович рассматривал содействие сто­ронникам греческого освобождения как личный долг.

Все эти годы Стурдза содействовал развитию христиан­ского образования в Греции, видя в этом начало подготовки к политическо­му освобождению страны. Он оказывает поддержку основанному в 1814 году в Вене Обществу друзей муз, добивается его признания в российских официальных кру­гах и собирает средства для осуществления программ этого обще­ства: оказания финансовой помощи греческим студентам и создания греческих школ на территории, оказавшейся под контролем Османской империи. Одновременно, заручившись под­держкой правительства, Стурдза организует в Одессе издательство греческой литературы по трем направлениям: религия, гуманитарные и естественные науки. (Благодаря его издательской деятельности Одесса стала центром греческой книжной культуры в России.)

В то же время публицистическая деятельность свела Александра Стурдзу с одесским Обществом друзей, представлявшим радикальное направление в греческом освободи­тельном движении. Убедившись в революционном духе этой организации, Стурдза и Каподистрия постарались удалиться от ее руководителя – Александра Ипсиланти[6], поскольку оба они считали, что плохо подготовленное восстание не только не принесет желаемых результатов, но и в будущем может вызвать нежелательные колебания у правительства России. Обоснованность их предположений подтвердилась в разгар греческого восстания, и тогда оба они стали более реши­тельными сторонниками военного вмешательства России в греческие дела. Именно Стурдза выступил с обоснованием необходимости этой меры.

Как показывает в своей работе современный исследователь Т. Проузис[7], в двух письмах (от 2/14 апреля и от 25 мая / 6 июня 1814 г.), адресо­ванных государю, Александр Скарлатович старался убедить Александра I в том, что дипломатическая и военная помощь Греции со стороны России не нарушила бы принципа леги­тимности, поскольку владычество осман не является закон­ным. Однако царь предпочел ожидание. Это было связано с тем, что он, как и будущие декабристы, увидел в греческом восстании «повторение Французской революции».

Когда пози­ция российской стороны окончательно прояснилась, Каподистрия подал рапорт об отставке, и так Стурдза остался один, продолжая об­ращаться к царю в надежде изменить его позицию. Когда же греческий вопрос был снят с повестки дня конгресса, Стурд­за ухватился за единственно возможный канал легальной по­мощи Греции – организацию гуманитарной поддержки, и в том, что Россия пошла на этот шаг, была его личная заслуга.

В апреле 1822 года Хиосская резня снова привлекла всеоб­щее внимание к положению Греции. Видя, что обстоятель­ства изменились в лучшую сторону, Стурдза опубликовал книгу «Греция в 1821–1822 годах», в которой напомнил о недавней вере в силу христианских оснований международ­ной политики. Книга имела резонанс. А затем Наваринская битва, Лондонский договор 1830 года, финансовая помощь Греции со стороны Англии, Франции и России сделали возможным ее освобождение при условии установления монархического правления.

Итак, в момент, когда Ипсиланти и Каподистрия оказа­лись в самой гуще событий, Стурдза продолжал «работать в кабинете», добиваться дипломатической и финансовой поддержки грекам. В конце концов его великое терпение и выдержка принесли не меньшие результаты, чем их патриотический порыв. Вот кем оказался невольный «противник» Александра Сергеевича Пушкина.

Встреча в Одессе

Возможно, тяжелый эпизод навсегда разделил бы Стурдзу и Пушкина, если бы спустя четыре года судьба не свела их в Одессе. При более близком знакомстве с Александром Скарлатовичем Пушкин совершенно изменил свое к нему отношение.

Поводом для общения между ними послужило обсуждение событий в Греции. Участие А.С. Стурдзы в греческих делах для прогрессивно настроенного Пушкина было наилучшей рекомендацией. В письме к Вяземскому поэт легко и как бы между прочим описывает впечатление от одесских встреч: «Здесь Стурдза монархический; я с ним не только приятель, но кой о чем и мыслим одинаково, не лукавя друг перед другом»[8], – но кто знает, что скрывалось за этой «легкостью»? Перед ним был человек, жизнь которого он все же довольно серьезно переиначил.

Поведение же Александра Скарлатовича в этой ситуации вызывает в сознании образ пушкинского Сильвио из «Выстрела»: он не только простил обиду, но и постарался сделать свою позицию более понятной для собеседника. Занятый практической работой, Стурдза всегда достаточно трезво относился к проявлениям романтического либерализма и позднее вспоминал, что вызвал у Пушкина «сердечное участие к христианскому пониманию свободы»9.

К сожалению, более позднее пушкинское мнение так и не могло поправить дела. Репутация закрепилась на долгие годы, а Стурдза предпочитал не афишировать свои добрые дела. Но важно не это. Страшно представить, что было бы, если бы тогда, в 1919-м, он поднял бы перчатку и дуэль все-таки состоялась. Каким бы мог быть ее исход? В русской литературе могло не быть «Онегина», «Маленьких трагедий», «Повестей Белкина» и «Капитанской дочки»... А при ином исходе Греция лишилась бы своего защитника в России и, кроме того, среди православных публицистов, возможно, не нашлось бы способного так же блестяще, как Стурдза, оппонировать одному из самых активных миссионеров католицизма – Жозефу де Местру. Впрочем, эта «страница» из жизни Александра Скарлатовича Стурдзы заслуживает отдельного рассказа.  

[1] Martin A.M. Romantics, reformers, reactionaries. Russian conservative Thought and Politics in the Reign of Alexander I. Northern Illinois University Press. Debalb., 1997. P. 175.

[2] Парсамов В.С. Жозеф де Местр и Александр Стурдза (Из истории религиозных идей александровской эпохи). Пособие по спецкурсу для студентов исторического факультета. Издательство Саратовского университета, 2004.С. 162.

[3] В.С. Парсамов, например, замечает, что «взгляды Стурдзы на протяжении его жизни практически не менялись», а его религи­озный консерватизм «имел либеральную подкладку» (Парсамов В.С. Жозеф де Местр и Александр Стурдза. C. 162, 172.)

[4] Евгений Булгарис (1716–1806) – выдающийся богослов новой Греции. В 1753 –1757 гг. был преподавателем в только несколько лет просуществовавшей Афонской академии. Одно время находился во главе Патриаршей академии в Константинополе. Позднее жил в Лейпциге, Берлине. Фридрих II рекомендовал его Екатерине. В 1775 г. Екатерина II назначила Евгения архиепископом вновь открытой епархии Словенской и Херсонской. Основные работы: «Orthodoxos homologia» (греч.) – изложение веры православной с полемикой против католиков и протестантов; «Zchdiasma peri tes aniexithrescheias» (греч.) (1768) – о веротерпимости, в приложении к его переводу Вольтерова «Essai historique et critique sur les dissensions des eglises de Pologne»; «Theologia dogmatiche» (греч.); «Eсatontaeteris ton apo Christu soteros evavthropesantos he prote» (греч.) (1805) – история века апостольского; «Adoleschia philotheos» (греч.) (т. 1–2. 1801) – толкование на Пятикнижие; на русском языке: «Како униатов воссоединять с Православной Церковью» (Христово чтение. 1886); «Историческое разыскание о времени крещения великой княгини Ольги» (СПб., 1792); «Рассуждение, в котором доказывается достоверность книг евангельских» (М., 1803); «Рассуждение против ужасов смерти» (М., 1805) и др.

[5]Иоанн-Антон Каподистрия (1776–1831) – граф, русский и греческий государственный деятель. Родом с о. Корфу, 1803–1807 гг. – статс-секретарь по иностранным делам Республики Ионийских островов. С 1807 г. перешел на русскую службу по Министерству иностранных дел, в 1815 г. – уполномоченный на Венском конгрессе, в 1816–1822 гг. – министр иностранных дел России. В 1827 г. народное собрание в Трезене избрало его на семь лет губернатором, или «президентом греческого правительства». Прибыл в Грецию в 1828 г.; убит Константином и Георгом Мавромихали.

[6] Александр Константинович Ипсиланти (1792–1828) – князь, генерал-майор (1817), участник Отечественной войны 1812. Глава (с 1820) созданной в России тайной греческой организации «Филики Этерия». В 1821 г. сформировал повстанческую армию и поднял антиосманское восстание в Молдове, явившееся сигналом к началу Греческой революции 1821–1829 гг.

[7] Prousis T.C. Alexandr Sturdza: a Russian conservative response to the Greek revolution // East European Quarterly. XXVI. University of North Florida. № 3, September. 1992.

[8] Пушкин А.С. Письма / Под ред. и с прим. Б.Л. Модзалевского. М.; Л., 1926. Т. 1. С. 55.

9 Арзамас. Сб.: В 2-х кн. М., 1994. Кн. 1. С. 55.

Использованные источники и литература:

1.     Stourdza A. de. Mémoire sur l’état actuel de l’Allemagne par M. de Stourdza, conseiller d’état de S.M.I. de toutes les Russes. Paris: a la librairie greque-latine-allemande, rue de Fosses-Montmartre. № 14. Novembre. 1818.

2.     Martin A.M. Romantics, reformers, reactionaries. Russian conservative Thought and Politics in the Reign of Alexander I. Northern Illinois University Press. Debalb., 1997.

3.     Prousis T.C. Alexandr Sturdza: a Russian conservative response to the Greek revolution // East European Quarterly, XXVI. University of North Florida. № 3, September. 1992.

4.     Парсамов В.С. Жозеф де Местр и Александр Стурдза (Из истории религиозных идей александровской эпохи). Пособие по спецкурсу для студентов исторического факультета. Издательство Саратовского университета, 2004.

5.     Шебунин А.Н. Вокруг Священного Союза. ОР РНБ. Ф. 849. Личный фонд А.Н. Шебунина. Ед. хр. 109 (рукопись книги «Вокруг Священного Союза»).

6.     Пушкин А.С. Письма / Под ред. и с прим. Б.Л. Модзалевского. М.; Л., 1926. Т. 1.