Свобода!

Никогда я не видел такой тихой Пасхи в Бутырке. Ни корреспондентов, ни фотографов, ни знакомых журналистов. Пришел я на службу, а на проходной не оказалось ни одного человека. Это удивило – ни разу такого не было. Проходи себе спокойненько, быстро, без суеты. Вероятно, причина в наложении майских праздников на пасхальные торжества. В храме тоже никого не оказалось, кроме группы катехизаторов, старшего священника протоиерея Константина и иеромонаха Мельхиседека. Отец Константин волновался: «Придут ли батюшки? Второй день Пасхи – все устали».

Но часто и от них, и от отца Константина слышишь: «За десять лет ни один священник не ушел из тюрьмы, ни один не попросил, чтобы его освободили от этой нагрузки». По чину пасхальной утрени, а именно так совершается здесь богослужение, часто выходишь через Царские врата к молящимся. Небольшой кучкой сгрудились как будто чем-то перепуганные осужденные из хозотряда. Хочется сказать им: «Что вы? – Пасха! Радуйтесь!» Практически только об этом и сообщает богослужение в этот день, в меру наших физических сил звучит: «Христос Воскресе!» Но на лицах их зрима печать тюрьмы. Давным-давно один преподаватель Свято-Тихоновского института заметил, что даже на лицах священномучеников тюрьма оставляла свой неуловимый отпечаток несвободы.

Крестный ход привлекает даже самых пассивных слушателей к деятельному участию. Это апогей. Сколько ни служу в тюрьме, обращаю внимание: этот момент богослужения вызывает максимальное воодушевление. В Бутырском изоляторе, как теперь скажут, самый необычный формат для тюремных священнослужителей. После праздничного богослужения есть возможность устроить трапезу, как на приходе, и мы все садимся за стол: и батюшки, и миссионеры, и алтарники. Здесь, кстати, есть пара штатных алтарников из хозотряда. Когда они снимают стихари, их легко узнать по форме с бирочками. И они, скованные от осознания своей несвободы, к концу службы становятся теплее и разговорчивее.