Забывать дорогого отца Василия мы не собираемся

«Я, когда узнал, что у меня рак, сначала успокоился, вздохнул с облегчением, что вот, умру… Но потом понял, что нет, не должен умирать. Как я оставлю своих? Как вас оставлю? Я должен жить ради вас»

О.Василий Секачёв. Фото: диакон Андрей Радкевич

Батюшка умер. Он был человек сдержанный, поведения недемонстративного, а запомнился каждому, хоть раз в жизни его видел. Он умер от неизлечимой болезни. Оставил нас. Смотрит теперь с неба. Мы, конечно, все молимся об упокоении отца Василия, но большая нужда, кажется, в другом: чтобы он там молимся о нас.

Вспоминается отец Василий — морщинками вокруг голубых глаз и улыбкой. Длинные пальцы, тонкие руки. Никогда батюшка не рубил с плеча, не обличал, не метал в гневе молнии. Говорил, наставлял тихо, почти извиняясь. И хотелось прислушаться, даже исправиться. Поэтому и говорят, что доброта побеждает. Не побеждает громкое: «надо!», этому можно подчиниться до поры и забыть, вырвавшись на свободу. Побеждает то, что вспоминается, когда и человека уж нет: детский взгляд того, кто ни разу в жизни не ненавидел.

Зло может быть безнаказанным, и даже может казаться, что ему вовсе нет преград, но вот плачут об уходе тихого человека, и не было места в храме в день его отпевания.

Фото Татьяны Зверевой

Батюшка умер от рака поджелудочной железы. Рак съедал его изнутри. Но спрашиваем людей, которые общались с ним в последнее время, говорил ли он о смерти? Нет. Не говорил. Радовался каждому дню, даже когда боль не давала повернуть голову в сторону солнца. Улыбался. Надеялся на выздоровление? Наверное, да, надеялся. Почему же умер? Почему Господь его не исцелил, а забрал? Здесь, если не задавать все время этого вопроса, а побыть в тишине, что-то станет ясно. А забывать дорогого отца Василия мы не собираемся.

Мы попросили близких друзей и сослуживцев отца Василия рассказать о нем.

Литургия – то место, где мы по-прежнему вместе

Иерей Николай Петров, клирик храма св. блгв. цар. Димитрия:

— Умер наш дорогой и всеми любимый о. Василий. Для многих – действительно отец, батюшка, роднейший человек. Для нас – собрат, сослужитель. Это, на самом деле, удивительное единство и близость: совершать вместе Литургию, вместе держать покров над Дарами на престоле, во время Символа веры. Говорить друг другу: «Христос посреди нас! И есть, и будет!»

Впрочем, это мы можем сказать отцу Василию и сейчас. Христос и сейчас объединяет нас, и Литургия – то место, где мы по-прежнему вместе.

Один из нас – уже там. Это одновременно страшно и… удивительно. Отец Василий и здесь, на земле, знал намного больше, чем мы все, а теперь знает что-то несравненно большее, на каком-то другом уровне. Может и сейчас он останется нашим учителем.

Учителем, в первую очередь, — любви, чему он учил нас здесь: в храме, в школе, в лагерях и походах. Любви, которой у него хватало на всех, с кем он встречался, и с которой он принимал в свое сердце даже самого «маленького» человечка.

И, конечно, молитвы. Отец Василий на службе как-то по-особому складывал — опускал руки, словно хотел оторваться от земли; закрывал глаза, и, казалось, что он уже летит. Но теперь мы этого не увидим, теперь – наш черед молиться. Как мы усердно молились о его здравии, теперь с той же любовью будем молиться и о его упокоении. И, конечно, будем молиться о его матушке Нине.

Он бы много мог еще принести пользы здесь на земле. Но Господь почему-то его забрал. Значит, так нам нужнее. Значит, этот урок его страданий, нашего посильного в них участия, пример его мужества и безунывности, и сам пример его христианской смерти – для нас важнее…

Дыханье вечности коснулось

Всех нас со смертию твоею.

Душа твоя вдруг встрепенулась,

Без тела, скованного тлею.

И как парил ты в мыслях вышних,

Летел в молитвах Литургии,

Теперь без слов земных и лишних

Ты тайны познаешь другие.

И в душах наших тут проснулось

То, что назвать я не умею…

Дыханье вечности коснулось

Всех нас со смертию твоею.

О том, что ему больно, он говорил по «секрету»

Фото диакона Андрея Радкевича

Требная сестра Людмила Воронова, помогавшая отцу Василию в Первой градской больнице и НИИ им. Склифосовского:

— Первое, что поражает при встрече с отцом Василием, это его глаза. Кроткие, пронзительные, светящиеся любовью. Я знала батюшку с 1997 года. Он тогда был еще дьяконом. Я училась в училище сестер милосердия, а отец Василий вел у нас историю. Это было невероятно! Мы бежали к нему на урок как в рай. Не знаю, как это передать, он умел заинтересовать просто с полуслова. Когда нужно, мог пошутить, когда — поругать, но и ругал так, что хотелось сразу все исправить и впредь его не расстраивать!

А когда стал священником, помню, во время благодарственного молебна под куполом храма св. блгв. цар. Димитрия случился пожар. Это вполне отвечало характеру отца Василия, тому необычайному горению, которым он был исполнен.

Глядя со стороны на служение разных больничных священников (а их у нас много), замечается, что, например, один батюшка «возрастает и взрослеет», другой, наоборот «устает с течением времени» — но все это не про отца Василия. Его земной путь прошел как полет стрелы, пущенной из лука вверх. Он с самого начала был целостен; не побоюсь сказать, совершенен как священник. Каждый день его ждала невероятная нагрузка. Кроме «простых» походов в отделения больницы к страждущим, которых надо было во множестве исповедовать, причастить, окрестить, отец Василий ездил по всей Москве, от Каширки до Выхино, вдоль и поперек, к тем, кто по старости или болезни не мог добраться до храма.

И этих людей он находил сам! Кто-то был выписан из больницы, о ком-то просили прихожане. Отец Василий приносил мне длиннющие списки этих «чад на дому», и говорил: «Люда, позаботься о них, обзванивай их, не забывай, что они нуждаются в заботе..» И он никогда не забывал никого.

А потом на нас «свалился» Склиф. Отца Василия перевели туда. 17 октября 2002-го года мы впервые переступили порог института им. Склифосовского и больше оттуда не уходили. Днем и ночью отец Василий был готов прийти по срочному вызову к умирающему больному. Он себя совсем не щадил, и я тоже попадала под эту «беспощадность». Если было физически или морально трудно, и приходилось пожаловаться отцу Василию, он говорил просто: «Подумай, это же Христос. Ты идешь ко Христу!». И все. И мы шли.

Все сотрудники НИИ Склифосовского полюбили батюшку и прикипели к нему своими душами. Отец Василий с огромным уважением и кротостью относился к каждому из них. Никогда не пенял, не поучал свысока, поэтому все так тянулись к нему.

Как все быстро промелькнуло. На Светлой Седмице 2015-го года, когда стало известно про этот страшный диагноз, было трудно в это поверить. Сам отец Василий говорил так: «Я, когда узнал, что у меня рак, сначала успокоился, вздохнул с облегчением, что вот, умру… Но потом понял, что нет, не должен умирать. Как я оставлю своих? Как вас оставлю? Я должен жить ради вас».

Когда ему было больно и тяжело, он говорил только изредка «по-секрету». Но душевного света и стойкости не терял. Приезжая в Москву из Германии, где он лечился, отец Василий всегда старался встретиться с нами, чадами, не только на литургии, но и просто, по-домашнему. Мы собирались у меня вместе за чаем, он рассказывал нам о красоте тех мест, где удалось ему побывать. Показывал фотографии. Мы рассказывали о своем, а иногда мы даже играли в разные настольные игры.

А как он воспитывал, пестовал и заботился о мальчишках прихода храма св. блгв. царевича Димитрия! Каждую субботу отец Василий играл с ними в «солдатиков». Они их красили, проводили сражения, изучая при этом историю в миниатюре. Сейчас все эти солдатики тоже осиротели…

Нет. Даже странно. Невозможно никакими словами передать то, что было за эти 19 лет. Это СЧАСТЬЕ, что отец Василий был с нами. Сейчас вечер субботы. Над его гробом звучит Евангелие. Он не оставил нас. Сердцу пронзительно больно, но это не боль отчаяния, а боль, которая потом воплотится в радость встречи.

Окормлял до последнего

Дьякон Андрей Радкевич, фотограф, автор репортажа об отце Василии «Один день священника в Склифе».

— Батюшка у меня был руководителем дипломного проекта. Мы даже немного спорили. Он ведь смиренный был, разговаривал со мной серьезно, хоть и был кандидатом наук.

В храме св. блгв. царевича Димитрия отец Василий на моей памяти двух негров окрестил, и на французском языке читал Требник. Они были из Африки, франкоговорящие.

Очень хорошие у отца Василия были лекции по истории. Некоторые ученики в нашей гимназии при храме цар. Димитрия, слушая рассказы о. Василия, настолько увлекались, что хотели стать историками.

Помню, как увлекающе он читал вслух во время трапезы в детском лагере. Да и всегда детям читал какие-то книжки. Проводил военные игры, бегал с ними, стреляли они друг в друга краской из пистолетов. А, бывало, историю преподавал наглядно, выстраивал солдатиков, говорил пафосные речи от имени Наполеона. Вырезал вместе с детьми макеты оборонных крепостей, пушек, — все серьезно было. Изучались разные версии исхода тех или иных боев, у ребят прямо дух захватывало.

Еще отец Василий часто ездил далеко к одиноким старым бабушкам. Причащал их, окормлял до последнего. Таких бабушек много было. Такой вот он, историк, кандидат наук, замечательный батюшка.

Рядом с ним не было ощущения смерти

Протодьякон Иван Шевцов, клирик храма св. блгв. цар. Димитрия при Первой Градской больнице, преподаватель ПСТГУ, преподаватель Свято-Димитриевского училища сестер милосердия:

— Мы с отцом Василием служили года четыре дьяконами вместе. И всегда довольно легко решали любые вопросы. Это, наверно, уникальная ситуация, когда ничего не случается при долгой службе.

Мне отец Василий запомнился как человек очень общительный. Он поддерживал отношения даже с теми, с кем служил еще в армии. У него была очень мягкая манера общения, людей это очень привлекало. И в НИИ им. Склифосовского с таким умением подойти к человеку о. Василий был на своем месте. Там будет его не хватать.

Он был очень образованный, закончил МГУ, но никогда не кичился знаниями, он мог несколько раз что-то спросить, уточнить, не стеснялся этого делать.

Отец Василий серьезно болел и нас всех немного подготовил к тому, что может быть. Он старался как-то бодриться, и это чувствовалось, он не унывал! Не было вокруг ощущения смерти. Никогда он не показывал, что смертельно болен. Слава Богу, удалось его соборование.

Он любил детей

Протоиерей Алексей Спасский, клирик храма св. блгв. цар. Димитрия:

— Отец Василий был светлый человек, к людям относился с глубоким вниманием, служил службу ревностно и даже иногда проливал слезы во время службы. Он любил заниматься детьми, играл с ними в солдатики на исторические темы, часто бывал в детском летнем в лагере. Мы знаем, что он сейчас у Бога, он жив, и будем надеяться, будет молиться за нас.

Когда отец Василий приезжал к нам в храм, я его видел. Последний раз это было, наверное, в прошлом году, зимой. Мы не говорили на тему болезни. И так было понятно все.

Обычно всегда надеются на выздоровление, но полагаются на волю Божию. Для меня — это потеря родного близкого человека.

Унывающим я его не видел

Фото диакона Андрея Радкевича

Протоиерей Иоанн Емельянов, клирик храма св. блгв. цар. Димитрия:

— Я запомнил батюшку Василия старшим товарищем, хотя мы были с ним по возрасту почти ровесники, он на два года всего меня старше. Но для меня он всегда был примером образованности, большого кругозора, умения общаться с людьми, разговаривать. Всегда мы к нему обращались за помощью и за советом во всем, что касалось вопросов истории, какой-то исторической справки.

На моих глазах отец Василий пришел в храм, крестился, воцерковился, стал клириком храма св. блгв. цар. Димитрия под руководством епископа Пантелеимона. А когда перед самым рукоположением его сбила машина, мне посчастливилось ухаживать за ним в нашей Первой градской больнице.

Был период, когда мы жили в одной келье при храме царевича Димитрия. Вся наша жизнь общины являла такое единство, и это единство отец Василий всегда очень ценил, поддерживал и сам являл единство братского общения, общение в любви, желание помочь. Поэтому, конечно, у меня ощущение сейчас, что я потерял часть семьи.

Он был хороший друг. А в духовном плане это был человек за все переживающий, ревностный и в молитве, и в общении, и в помощи.

Унывающим и скорбящим я его не видел, и даже в последнее наше общение перед его последним отъездом в Германию, в клинику, он был так же бодр, не падал духом и ничего не говорил о том, что опускает руки или унывает, этого в нем внешне не было видно.

У Плащаницы

Ирина Сечина, журналист:

— Однажды, после погребения Плащаницы на Страстной седмице перед Пасхой, отец Василий стоял над украшенным цветами образом Христа. Господь на иконе мирно лежал со сложенными на груди руками. Отец Василий начал говорить проповедь. «Мы стоим перед гробом Христа… и …» В храме было очень тихо, но отец Василий не продолжил. Пауза затягивалась. Вдруг все почувствовали, что отец Василий плачет.

Не могу сказать за всех, но многие вокруг меня заплакали вместе с ним. Это была самая потрясающая проповедь, которую я когда-либо слышала в жизни. Жаль, я не могу увидеть, как сейчас отец Василий в Царстве Христа воскресшего радуется.