Былой России чекан. Часть 2

Сербские беседы

«Всех русских объединяла Церковь»

Будь послушной и хорошей дочерью, хорошо учись, старайся набираться знаний, верь в Бога и всегда люби Россию.

Из дневника Л. Сперанской, 6 мая 1939 г.

Ирина Славковна Бородкина
Ирина Славковна Бородкина
Любовь к России, ее наследию и культуре прививалась русской молодежи на чужбине с раннего возраста. Вот обращение к маленькому читателю из сборника «Благовест» (Новый Сад): «Знаете ли вы, где ваше настоящее Отечество, Родина ваших родителей? Если ты станешь лицом к восходящему солнцу в Европе и спиной к нему в Америке, то перед тобой далеко-далеко будет русская земля».

В королевстве Сербии, Хорватии и Словении (СХС) почти во всех русских колониях действовали детские сады, начальные школы. На средства Всероссийского союза городов, английских благотворительных обществ, международного Красного Креста, государственной комиссии по делам русских беженцев открыты училища, русско-сербские гимназии, три кадетских корпуса, два девичьих института.

Что было главным в воспитании, можно уяснить из «Завета русской молодежи»: «Знать родной язык, всегда употреблять его в разговоре с русскими, изучать родную страну, быть терпеливым и настойчивым, не оставлять дело, не доведя его до конца, быть честным, не посрамить имя русского, сделать из себя человека, чтобы служить России. Стремиться русской молодежи возлюбить Родину свою и веру» («Благовест», Новый Сад). И понятно, почему на вопрос «когда же ты женишься?» студент Загребского университета поэт Михаил Залесский отвечал: «Моя невеста – Россия. Когда вернусь, тогда и буду думать о женитьбе».

К этому поколению русской эмиграции в Сербии принадлежит Ирина Славковна Бородкина, почетная прихожанка Русской Церкви в Белграде. За более чем 50-летнее служение в Иверской часовне и Свято-Троицком храме она удостоена Святейшими Патриархами Пименом и Алексием церковных наград. Мы попросили Ирину Славковну рассказать о ее семье.

– Мой отец серб, из богатой сербской семьи. Он родился в 1889 году в Карагуевце, в то время столице Сербии. В его детстве почтение к России и русскому образованию было столь велико, что те, кто мог, старались отдать детей в русские учебные заведения. Отец был послан в Петербург в первый кадетский корпус Анны Иоанновны, затем окончил Елизаветградское кавалерийское училище и вернулся на родину.

Участвовал в Первой мировой войне. Когда сербы отступали, отец с русским отрядом доктора Сычева (русский отряд доктора Сычева помогал в 1914 году) перешел Албанию и вернулся в Петроград, где познакомился с моей мамой, они обвенчались. В 1917 году у них родился ребенок в Мурманске, потому что отец уже служил там. А через год в Архангельске родилась сестра. Родители приехали в Сербию в 1920 году, и в 1921 в Белграде родилась я. С тех пор живу в Белграде, не выезжая.

Все русское, что есть во мне, конечно же, от мамы, Ольги Афанасьевны Троицкой. Она окончила высшее учебное заведение в Петербурге. Дома говорили только по-русски. Все русские традиции соблюдались.

– А мама была верующим человеком?

– Да. У меня до сих пор сохранилась мамина венчальная икона Казанской Божией Матери в серебряной оправе. Когда садились за стол, обязательно читали: «На Тя, Господи, уповаем…» И сейчас, когда я обедаю с зятем (моя дочь умерла), то произношу: «На Тя, Господи, уповаем», а зять отвечает: «Уповаем».

Мама была строга, она не наказывала нас физически, но задавала нам урок вышивания: «Вот столько-то вышить» – или говорила: «Вот это нужно почистить».

– Воспитывала трудом.

– Всегда трудом, и я благодарна ей, потому что уже с 14 лет была абсолютно самостоятельной. По русской традиции, отец отдал моего брата в кадетский корпус, а нас с сестрой в институт благородных девиц. Их в Югославии было три: остатки Харьковского, Донской институт Марии Федоровны (я его окончила) и русская гимназия в Кикинде. Мы были выше сербской гимназии, потому что проходили курс сербской гимназии, чтобы поступить в университет, плюс курс русских учебных заведений.

А как нам преподавали русскую литературу! Ни у кого не было меньше «пятерки»! Каждый год изучали творчество двух писателей, чтобы действительно глубоко изучить… И только в последнем классе нам разрешили пользоваться новой орфографией, а так всю учебу я прошла с буквой «ять».

– Историю России, наверное, тоже преподавали…

– Историю преподавали. Но преподавали так, как им нравилось. Сейчас я постоянно читаю, выходит много книг о царской семье…

– И это отличается от того, что вам рассказывали на уроках?

– Теперь вижу, что разница существует. Нам рассказывали все самое лучшее и во всем оправдывали. И дома всегда по-хорошему отзывались о царской семье.

– А мама вспоминала Россию?

– Мама? Конечно! После обеда читала нам русские книжки, учила нас русским стихам, пела русские песни. Она была истинно русская. Здесь, в Белграде, действовала чудная «Русская публичная библиотека», а кроме нее еще как минимум десять русских библиотек. Родители были записаны во всех. И вот мама приносила из библиотеки огромную книгу – вы, наверное, и не видели таких, – мы ложились на пол и читали.

Из России мама привезла Пушкина, «Жизнь животных» Брэма, а папа – Евангелие, которое получил в четвертом классе кадетского корпуса. Удивительно, как с двумя маленькими детьми им удалось вывезти столько интересных вещей! Но это потому, что родители уезжали не с Врангелем, не с юга, а с севера, с адмиралом Миллером, из Архангельска через Швецию и Норвегию.

– Как Рождество праздновали в семье?

– Каждый год у нас устраивали елку.

– А на Пасху пекли куличи?

– Да. Сколько себя помню, в доме готовили кулич и пасху. Я и сейчас пеку. Но уже второй год мне помогает внучка.

– Ирина Славковна, а что было главной чертой русских, которых вы знали?

– Я вам скажу: всех русских объединяла Церковь. Не было среди наших знакомых тех, кто не был бы прихожанином нашей церкви.

– А ее настоятелей отца Виталия и отца Василия Тарасьевых вы помните?

– Моя семья – муж, дочь и я – мы очень дружили с Василием (будущим протоиереем Василием) Тарасьевым с детства. Он кричал, еще маленьким: «Бородкины и Тарасьевы – самые главные русские в Белграде!» Отец Василий был изумительным человеком. Весь Белград его уважал. Как-то приносит мне серб-почтальон пенсию и спрашивает: «А откуда у тебя фото этого священника?» Я говорю: «Это мой товарищ». «А я, – говорит он, – им в дом носил почту. Ой, какой это был человек!»

Когда Василий окончил богословский факультет, то бывший сербский Патриарх Герман позвонил его отцу, протоиерею Виталию: «Поздравляю, ваш сын окончил факультет с “десяткой”! А отец Виталий даже не знал: Василий никогда не хвалился своими успехами, факультет был факультетом, Церковь – Церковью. Он и умер оттого так рано, что Церковь всегда была для него на первом месте, а на здоровье он внимания не обращал.

– Ирина Славковна, а вы ведь тоже большую часть жизни проработали в Церкви.

– Я проработала при храме 50 лет. У меня есть две медали – от Патриарха Пимена и от Патриарха Алексия. Одна из них за помощь в сохранении русской Иверской часовни на кладбище. В ней я начала работать в 1946–1948 годы. Тогда там служил отец Василий. После службы все приходили к нам в дом. Я варила борщ, раздавала тарелки и ложки, мы общались, и всем нам было так хорошо вместе! Отец Василий всех объединял. После, когда он уже служил в Свято-Троицкой церкви, то собирал нас в ней: на свои именины, праздники. Отец Василий очень дорожил Церковью и старался привести в храм как можно больше народа.

– Ирина Славковна, а что вам вспоминается из культурной жизни русского Белграда?

– Чудные представления в Русском доме. Мы выросли на классических постановках. Играли очень хорошие артисты. В свое время у нас пел Шаляпин, мне довелось его слышать. Работал замечательный режиссер – Черепов.

Ракитин…

– Ракитина сербы уважают и по сей день. А кто основал народный театр? Русские. Балет русский, опера русская, ничего же этого не было, пока в Белград не приехала русская интеллигенция. Причем русские дали начало не только опере и балету, но и техническому факультету.

– А в медицине сколько было русских!

– Да, конечно! Доктор Игнатовский, например.

– Все-таки жили надеждой на возвращение? Или, на вашей памяти, уже нет?

– Надежда на возвращение была всегда! И спустя 20 лет после выезда из России русские жили на сундуках из-под сахара. Ничего не покупали, думали, что вернутся в Россию, и эти сундуки были основной мебелью. Всегда жили надеждой на возвращение.

– А как складывались отношения с сербами?

– Сербы русских любили, уважали и чувствовали, что русские образованнее. Был такой доктор Солонский, например, – педиатр, морской офицер. Он основал здесь русский Красный Крест. Так сербы своих детей предпочитали лечить только у него.

– А язык русские быстро выучили?

– Нет, никогда. Русско-сербский язык был. Матушка отца Виталия объясняла название одной из улиц Белграда: «Ну, это же “Иже херувимы” улица, знаете…»

– А о митрополите Антонии остались у вас лично какие-то воспоминания?

– Ой, самые «страшные». Когда мы входили в церковь, мама говорила: «Дети, пройдите поздороваться с митрополитом Антонием». А мы боялись его. Он старенький, его сажали в кресло на левом клиросе, и нам надо было пойти к нему под благословение.

– Вы прожили долгую жизнь, скажите, что самое главное в жизни?

– Молиться Богу.

Русские кресты

Мария Иоанновна Рогальская-Маринкович
Мария Иоанновна Рогальская-Маринкович
На Белградском кладбище обрели место вечного упокоения многие семьи русских беженцев. Здесь в начале 1930-х годов по проекту архитектора Сташевского была воздвигнута часовня – точная копия Иверской часовни в Москве. Под ней покоятся останки приснопамятного митрополита Антония (Храповицкого). Напротив часовни возвышается первый в мире памятник царю Николаю II, внизу – захоронения праха русских воинов, павших в Первой мировой войне.

Вместе с Марией Иоанновной Рогальской-Маринкович, прихожанкой Иверской часовни, мы бродим возле русских могил.

– Вот этот участок до конца, между двумя дорожками, все русские кресты. И вот там, напротив…

– За часовней…

– И вот третий, между двумя дорожками, отсюда и до конца. Тут лежит академик Краснов. Он упоминается в Малой российской энциклопедии.

– Мария Иоанновна, расскажите, о своем роде.

– Моя Маринкович, потому что папа у меня серб. Мама, Людмила Николаевна Рогальская, русская, до замужества была бы княжна, хотя, конечно, теперь это все неважно. Ее родители были русские. Они жили в Киеве, на Украине. Дедушка Николай Иванович рожден в Харькове, был белым офицером, верным царю до конца жизни.

Все выехали из России отдельно. Дедушку дважды расстреливали красные, дважды он выползал из-под трупов. До конца жизни жил совершенно без зубов: их ему выбили. Бабушка вместе с моей матерью Людмилой и младшим сыном на английских пароходах добиралась сама. А старший дядя, Игорь Николаевич Рогальский, кадет, выехал вместе с кадетским корпусом.

– Им удалось встретиться в Сербии?

– Да. Еще была и прабабушка, София Константиновна Рогальская. Она вывезла семейную икону и немножко, сколько смогла взять в руки, серебра. С рыбаками доплыла до английского корабля. Правда, те хотели убить ее по дороге, но она кричала, и случайно оказавшаяся неподалеку лодочка с белыми офицерами спасла ей жизнь. Офицеры обязали рыбаков доставить прабабушку к пароходу. Вот так все отдельно выбирались и встретились уже в Сербии.

– Можно написать увлекательный роман.

– Да, но уж очень грустный. В последнее время перед смертью мама много вспоминала (умерла она недавно, дожив до 95 лет). Плакала, вспоминала семью, и больше всего младшего братика Юрочку. Когда они плыли на английском пароходе, он болел тифом, и бабушка в трюме лежала с ним не то на угле, не то на пшенице, а мама сама по себе находилась наверху. Английские моряки предлагали ей какие-то галеты, но она была так воспитана, что от чужих ничего не брала, и форменным образом голодала, хотя была девочкой девяти лет. Пока не прошел карантин, они находились на море, а затем их отправили в Сербию. Сербский король Александр I очень любил русских, потому что сам учился в кадетском и пажеском корпусах в России. Он принял десятки тысяч русских. И здесь им жилось лучше, чем где-либо. В Загребе, столице Хорватии, русским жилось не так сладко. Не говоря о Франции, где русские генералы работали шоферами у богатых французов.

– Каждый раз, когда я слышу о страшных перипетиях русских беженцев в 20-е годы XX столетия, не перестаю вопрошать себя: как им удалось сохранить достоинство?

– Случались и самоубийства. Но могу вам сказать одно: краж, убийств и криминала не было.

Мама никогда не хотела возвращаться в Россию. Она помнила, как красные сжигали целые дома, в которых находились белые офицеры. Офицеры выскакивали из огня, их тут же расстреливали. Кроме того, от «советских» пострадал ее младший брат – мой дядя – Юрочка, которого она так вспоминала перед кончиной! До войны в Сербии действовало «Общество национальных мальчиков», которые хотели спасать Россию от коммунизма. Он принимал в нем активное участие. Когда в 1945 году советское войско и сербские партизаны освободили Югославию, то русских эмигрантов, не желавших принять советское подданство, советские войска расстреливали. Дедушка к тому времени ушел за немцами. Белый полковник, дворянин, он признавал лишь своего русского царя, и до 1971 года прожил в старческом доме в Голландии. Голландская королева вместе с последней русской царицей Александрой Федоровной учились в институте и были приятельницами. Поэтому королева и подарила свой дворец под старческий дом русским эмигрантам. В 1971 году, когда стало уже безопасно, дедушка разыскал нас в Белграде. Никуда не ушедший в 1945 дядя Юрочка пострадал от рук советских разведчиков.

В 1948 году вышла резолюция Информбюро. После ссоры Тито и Сталина русских опять стали выгонять. Мой отец, серб, заступился за бабушку, и она осталась с нами. Тех же, кому югославское подданство принять не удалось, выгоняли в Венгрию и Болгарию. Так дедушка моего друга, Малинин, бывший при Керенском министром просвещения, а в Белграде служивший директором мужской русской гимназии, был вынужден вместе с женой, возглавлявшей русскую начальную школу в Белграде, уехать в Болгарию. Там они и скончались. А моя бабушка осталась, двоюродные бабушка и дедушка тоже. Они покоятся в одной могиле с моей мамой на русском кладбище в Белграде.

– Когда в вашей семье говорили о России, разделяли царскую и советскую Россию?

– Абсолютно, абсолютно. Вы слышите, я говорю так, как говорили до 1920 года, – от моих предков выучилась. Рождена я в 1939-м, но говорю старым языком. Иногда бывают слова, которые мне незнакомы. Я подружилась с одной русской. Очень милая, она читала себе вечерами Ленина, а я Евангелие, никто друг другу не мешал. Она мне привозила, когда была у меня в гостях, чудные русские пластинки, прекрасные книги. Однажды я спросила ее, что ей прислать, интересное и нужное. Она ответила: «Зимние колготки». Господи, что такое «колготки»? Еле догадалась, о чем идет речь.

– А сохраняли у вас в семье традиции царской России?

– Да, традиции царской России сохраняли, мама пела в русской церкви, я сама пела в церкви 35 лет.

– Может быть, вы присядете?

– Нет-нет, мне нетрудно, я всю литургию выстаиваю, никогда не сажусь, такая привычка. Ну, не буду больше о своих. Вот единственный в мире памятник Николаю II. Под ним усыпальница русских воинов.

– Над входом я читаю: «Спите, орлы боевые!» Это из какого-то российского гимна?

– Да-да! Памяти павших воинов Белых армий. Был написан в 1906 году после русско-японской войны: «Спите, орлы боевые; Спите спокойной душой! Вы заслужили, родные, славу и вечный покой». В усыпальнице хранятся металлические сундучки с прахом русских воинов, но это не кремированные останки. Точное их число я не знаю.

– Это погибшие в какие годы?

– В Первой мировой войне.

А про Иверскую я всегда знала, что это точная копия Иверской часовне у Воскресенских ворот в Москве, которая в 1929 году была снесена. Русский крест, 40 позолоченных звезд (некоторые уже упали). Матерь Божия – московская – в иконостасе. Иисус Христос – из Петербурга, Покров Богородицы – киевская икона. Между прочим, это не было часовней. Здесь служили литургии, вечерни, все праздничные службы.

– А кто были прихожане?

– Русские. А вот усыпальница митрополита Антония (Храповицкого).

– Протопресвитер Петр (Беловидов) «скончался в 1940 году, основатель и настоятель Русской Православной Церкви в Белграде».

– А рядом Чубинский Михаил, академик, дядя моей учительницы балета.

– Вы сказали, что каждый вечер читаете Евангелие, и при этом занимались балетом?

– Одно другому не мешает. Вот могила Веры Дмитриевны Челеевой, в замужестве Гортынской. Глубоко религиозная женщина. В старости, а прожила она 85 лет, продавала свечки в русском храме и всю себя посвятила Церкви. А была преподавательницей балета, имела частную балетную школу. И детей своих воспитала очень религиозно.

– А что подразумевалось под религиозным воспитанием в русских семьях?

– Во-первых, хорошо знали катехизис, во-вторых, ходили в церковь каждое воскресенье на литургию, в субботу на вечерню. Все праздники праздновали как полагается, по-православному.

– Детей приучали читать молитвы?

– Да-да, всегда перед едой, и утром, и вечером.

Вот это самый большой русский участок, вот эти кресты. Тут лежит Раевский, родственник того самого Раевского из «Анны Карениной».

– Николай Петрович Краснов, академик архитектуры. Это о нем вы говорили, что он упоминается в Малой российской энциклопедии?

– Вот это он и есть. Самые красивые здания в Белграде – его.

 

Беседовала Александра Никифорова

22 сентября 2008 г.

Псковская митрополия, Псково-Печерский монастырь

Книги, иконы, подарки Пожертвование в монастырь Заказать поминовение Обращение к пиратам
Православие.Ru рассчитывает на Вашу помощь!

Подпишитесь на рассылку Православие.Ru

Рассылка выходит два раза в неделю:

  • Православный календарь на каждый день.
  • Новые книги издательства «Вольный странник».
  • Анонсы предстоящих мероприятий.
×