Выстраданный общий знаменатель

Страшное искушение случилось с Пикрией Натрошвили, просто неописуемо ужасное. Пришла беда, откуда не ждали. Единственная дочка Теа, отличница как в общеобразовательной школе, так и в музыкалке по классу фортепиано, позвонила матери на мобильный и крикнула:

– Мам, я вышла замуж за Гелу Иашвили. Сейчас я у него в деревне, в Кахетии. Здесь так классно! Не переживай, пожалуйста! Я очень счастлива.

И в трубке раздались гудки. Мобильный выскользнул из тонких аристократических пальцев Пикрии, упал по закону подлости «лицом» на угол стула и звучно трэкнул. Паутина трещин тут же разошлась по незащищенному экрану. Пикрия медленно подняла свой старенький «Самсунг», осмотрела аварию: с первого взгляда было понятно, что экран придется менять. Почему-то подумала: «Вот так и жизнь моя треснула. Не склеить…»

Все свои силы духовные и физические Пикрия вложила в воспитание Теи. Муж, попив немало жениной крови, благополучно испарился в неизвестном направлении. Пикрия работала бухгалтером, в свободное время читала крошке Тее жития святых и по воскресеньям водила в церковь причащаться. Чтобы не было праздности, загрузила дочь по максимуму: учеба, кружки, музыка. Следила за каждым шагом. Все контролировала, чтобы, не дай Бог, ничего не упустить. И все же недосмотрела.

Относительно недавно поймала Тею за смс-перепиской с каким-то парнем. Отругала, наложила санкции, решила, что подействуют. Видимо, не подействовали. Раз она, ее прекрасно воспитанная девочка-припевочка, в 16 (!) лет удрала из дома к какому-то незнакомому парню в далекую кахетинскую деревню.

«Господи, за что?! Почему Ты допустил этот брак?!» – сокрушалась Пикрия

Господи, за что?! Почему Ты это допустил?! Разве не она, Пикрия, молилась денно и нощно о том, чтобы был послан Тее приличный муж, городской культурный мальчик из семьи с определенным статусом, пусть не очень богатый, но хотя бы примерно нашего круга. И вместо этого – на тебе, Пикрия, диаметрально противоположное. Но что делать. Без воли Божией ничего не бывает, значит, надо принять это и думать, с чем есть это диковинное блюдо под названием «зять без диплома».

Кое-как Пикрия дозвонилась до дочки, выяснила точное географическое положение вымирающей деревушки, где обитал новоиспеченный зятек, оказавшийся еще и на 10 лет старше Теи, и решила приехать познакомиться с новой родней. (По закону такой побег замуж однозначно тюремный срок. Но тут дело тонкое. Надо посмотреть на месте, как обстоят дела. Упечь зятя в тюрьму всегда успеем.) Пикрия напилась успокоительного и отправилась с верной подругой и тетей в Кахетию.

Реальность оказалась хуже, чем Пикрия могла себе представить. Гела, зять, был неотесанным деревенским парнем с бородой (как потом выяснилось, Тея влюбилась именно в эту часть мужского облика) и не убиваемым местным сленгом – для любого городского человека днище бездонное. Его родители показались Пикрии какими-то жуткими персонажами из паноптикума. Но она взяла себя в руки и решила пройти эту пытку до конца. Вежливо улыбалась и стоически пыталась вести разговор на общие темы.

Попросила у сватов умыться с дороги. Пикрию повели к какому-то жуткому ведру около отхожего места и предложили полить из чайника с отбитым носиком. Кое-как она умылась. Полотенца или жалкого его подобия не было предложено вообще. Пришлось сохнуть на свежем ветерке. Тея ничего этого не видела. Она не сводила влюбленных глаз с Гелы, а он прижимал к себе своей короткопалой лапищей утонченное Пикрино сокровище и довольно похохатывал, похлопывая себя по уже успевшему сформироваться животику, который в будущем обещал вырасти до пивного бурдюка точь-в-точь как у его папаши, дэвоподобного Важи. Свекровь, Текла, разбитная 45-летняя бабенка с загорелым лицом, повела Тею показывать хозяйство.

– Тут у нас куры! Пять штук несушек. Яйца с двумя желтками иногда бывают. Соседи ослепли от зависти, – говорила она с гордостью. – А тут две коровы. Я сама сулугуни делаю. И Тею завтра научу. Вы ж, городские, не умеете делать настоящий сулугуни…

Пикрия шла за ней и кивала. Коровы ей не понравились: очень недоброжелательно смотрели на людей.

– А здесь у нас свинья и поросенок. На Новый год Важа зарежет. Тебе, Пикрия, голову пришлем или ляжку. Хоть мяса поешь нормального.

– Мы не едим мясо на Новый год. Ведь строгий пост… – попыталась вежливо отклонить такое предложение теща.

– А мы так не делаем! – отозвалась Текла. – Важе и Геле мяса не дай, так они меня съедят. Это все вы, городские, моду завели поститься. У нас в деревне не до этого. Мы по-простому живем.

– Вы что, неверующие? – охнула Пикрия, стараясь смягчить интонации осуждения в голосе, чтобы не обидеть.

– Очень даже верующие! – Текла быстро перекрестилась и поспешила привести веское подтверждение своего вероисповедания: – Я всегда на Мариамоба и Гиоргоба свечки зажигаю. А Гелу моего вымолила. После двух дочек три аборта сделала – плохие годы были – и не могла какое-то время родить. А Важа сына хотел. Потом Гела родился, и Важа на Ломисоба пошел и барана зарезал.

Пикрия незаметно вздохнула и попыталась объяснить, что в свином мясе холестерин, но Текла, кажется, не знала этого слова. Поняла по-своему:

– А-а, так ты если больная, у нас тут Тассо-бебо всех заговором лечит. И тебя вылечит в два счета.

Потом спросила без обиняков:

– А Тея по-женски здоровая? Рожать сможет? Городские девки, говорят, по-женски все больные.

Пикрия впала в шок от такой беспардонности. А Текла как ни в чем не бывало вела ее дальше по хозяйству. Показывала, сколько у нее растет айвы и сколько вишни. Потом был подведен итог:

– Мы в деревне самые богатые. Для Гелы еще в прошлом году отдельный дом построили. Но его еще закончить надо. А пока молодые вместе с нами поживут.

– Тее учиться надо! – внесла свои коррективы Пикрия.

Текла уставилась на нее, будто Пикрия сморозила несусветную глупость.

– Зачем учиться? Она уже замужем. Завтра дети пойдут, потом хозяйство… Меня Важико тоже в 16 лет украл, я даже аттестат не получила. Не до того было.

– Тея собиралась поступать в консерваторию, – пыталась объяснить ей Пикрия.

«Учиться?! – Текла смотрела так, будто Пикрия сморозила несусветную глупость. – Зачем? Твоя дочь уже замужем!»

Но, видимо, они говорили на разных языках. Текла перебила ее:

– Собиралась в консерваторию, а оказалась у нас. Зачем жить прошлым?! Э-э-э-э, тут сена не хватает, – схватила вилы и умело перекинула корове пару охапок. – Пошли в дом. Некогда о глупостях говорить…

Пикрия технично решила выяснить самое животрепещущее:

– Скажи, пожалуйста, а какая у твоего сына специальность? Он что-то кончил?

Текла обернулась и смерила ее изумленным взглядом, словно ту только что выпустили из психушки на вольное хождение.

– Школу кончил – и хорошо. Зачем Геле учиться, когда свое хозяйство есть? Ах да, еще я тебе наши ульи не показала. Десять штук.

Пикрии расхотелось задавать вопросы. Она уехала со своей группой поддержки на последней маршрутке в Тбилиси в тот же день. И приготовилась ждать худшего. Рано или поздно беглая дочь должна же прозреть!..

Через неделю Тея позвонила и пригласила мать на венчание:

– Мама, я так счастлива! Гела меня на руках носит. На свадьбу большую денег пока нет. Но стол на человек 50 мы накроем обязательно.

Пикрия приготовилась к вторичному закланию. Оделась безукоризненно, следуя своему аристократическому вкусу, унаследованному от прабабушки-княгини, и снова поехала в Кахетию. Венчание и свадьбу дочери помнила смутно. Поднялось давление, и она еле досидела до вечера. Потом из последних сил впихнула себя в маршрутку и, отбиваясь от предложений заночевать, уехала в Тбилиси.

Гром грянул примерно через месяц. Тея позвонила вся в слезах и вылила на материнские оголенные нервы море обид на жизнь, на родителей Гелы, назвав их жуткими меркантильными людьми. Виноватыми оказались даже коровы. Досталось и деревне, и местному климату, который еще две недели назад олицетворял собой «райское местечко, почти Мальдивы». Среди потока негатива сквозь всхлипы проскользнула и новость:

– Я, кажется, беременна…

Еще через три дня Тея с мужем и чемоданом подарков от свекрови оказалась в родных пенатах.

– Я не могу жить в том кошмаре, – пояснила она.

Это была полная катастрофа. В их однокомнатной кубышке сразу стало как-то невыразимо тесно. Казалось, все свободное пространство занял Гела своим огромным торсом, гогочущим хохотом и волосатыми ногами 45-го размера. Пикрия спешно перебралась с раскладушкой на кухню и почувствовала себя лишней в собственном доме. Она создала дочери все условия, чтобы та смогла сдать приемные экзамены с минимальным нервным потрясением и поступить в консерваторию. Все-таки талант и наработанную технику игры молниеносным замужеством не перечеркнешь. Порадоваться и отпраздновать долгожданное поступление толком не успели: у Теи начался токсикоз, и вишенкой на торте к нему добавился свежий скандал от приехавшей некстати свекрови.

– Где это видано, чтобы, не успев выйти замуж, к матери под юбку бежать! – начала Текла ругаться, не успев переступить порог дома Пикрии. – Надо мной вся деревня смеется. У меня коровы не доены, бросила их и сюда приехала. Разве это дело?!

Пикрия с превеликим трудом уняла крикунью, напирая на беременность. Текла пошумела, потом как ни в чем не бывало стала выгружать огромную сумищу.

– Вот яички вам… И курицу Важа зарезал. Ты понюхай, какая жирная. Не то что ваши, синтетические, магазинные… Еще Макрина-бебо тебе, Гела, козий сыр передала. Вы такое не пробовали. Тея, не сиди как неродная. Поругались и дальше поехали. В семье и не такое бывает.

Потом повернулась к хозяйке квартиры:

– А ты, Пикрия, пошевели мозгами, куда моего мальчика на работу пристроить. Пусть на стройку идет. Он у меня как лев – только работу давай. Не то что ваши городские, только и знают, что проволоки эти в уши воткнуть и план курить. Пфуй! Мотай их душу…

Пикрия только поражалась таким резким переключениям своей дзахали^[1]. Теклу проводили вечером восвояси. Дальше совместная жизнь потекла втроем по принципу корабельного журнала: «штиль – ветрено – пятибалльный шторм – штиль – яркое солнце». Молодые то ссорились, то мирились. Тея моментами кидалась к матери и начинала бурно объяснять, что Гела «не ее человек на 99 процентов». Пикрия успокаивала дочь и находила в нелюбимом зяте микроскопические положительные черты:

– Он хороший мальчик. У него просто было тяжелое детство. А так он добрый и любит тебя.

На другой день молодые как ни в чем не бывало болтали, обнимались и подшучивали друг над другом. Пикрия заметила, что по умственному развитию Гела ничем не отличался от 16-летних ровесников Теи. Но при этом умел не усугублять скандалы молодой жены и добродушно посмеиваться: «Беременная, что с нее взять!..»

Пикрия молилась: «Господи, помоги полюбить зятя! Дай мудрости, чтобы помочь сохранить семью»

Пикрия тем временем работала над собой и молилась: «Господи, Тебе все возможно. Помоги мне полюбить этого мальчика как сына и дай мне мудрости, чтобы помочь сохранить им семью. Моя дочь очень взрывная. И помоги мне принять и не обижаться на родителей Гелы».

Тея ходила в консерваторию. Гела устроился чернорабочим. Он был ярко выраженным трудоголиком. Пикрия работала в прежнем режиме, иногда по телефону отбиваясь от массированных атак свекрови из деревни.

– Нам твоя дочка сто лет была не нужна. Залезла в нашу семью и моего сына с ума свела. Что он потерял в этом городе?! Пусть вернется домой и займется хозяйством. Важа пьет через день. Матюкается: «Для чего я сына растил?!» Женился б на соседке Нуце. Ее и коровы наши знают…

После такой пулеметной очереди наступала переключка на прозу жизни:

– Пикрия, скажи Геле, пусть встретит маршрутку Тенго. Я там курицу и три головки сулугуни передала. Еще мешок яблок. И скажи своей дуре дочке, пусть ест хорошо. Не дай Бог слабого ребенка родит. Да, и пусть кончает со своей учебой. Мне тут наши говорят, что все артистки гулящие.

– Она не артистка, а пианистка, – еле успевала вставить Пикрия.

– Один мусор! Одна хурма, – цокала трубка.

Потом шли гудки. Тея слушала эти реплики и закатывала глаза: не женщина, а катастрофа. Мать осаждала ее:

– Не смей ее осуждать! И будь добра, даже взглядом не покажи свою неприязнь. Иначе для чего я тебе в детстве читала Евангелие?..

Для самой Пикрии новые родственники были кошмарным сном. Но она понимала главное: их надо именно полюбить, чтобы принять. Разглядеть в них хорошее. И подавить в себе даже малейшую брезгливость. Ведь Господь не случайно посылает людей на пути твоей жизни. От того, насколько сможет Пикрия вести себя правильно со сватами, зависит жизнь ее дочери и малыша, который только собирается прийти в этот мир.

Перед родами поднялась новая волна уныния. Тея плакала у мамы на плече:

– Я поняла, как ошиблась. Мне неинтересно с Гелой. Он такой примитивный. И не хочет развиваться…

– Сейчас уже поздно. Ты носишь его сына. Мальчику необходим отец. И учти: Гела далеко не самый худший. Чем дольше мы живем вместе, тем больше положительных черт я в нем вижу. Сходи лучше к нашему отцу Георгию, благословись перед родами.

Тея пошла. О чем они говорили с их общим духовником, рассказывать не стала. Только повторила поразившие ее слова:

– Мам, оказывается, муж дается жене для выработки смирения, а сын – для развития жертвенности. Ничего себе! Я и не знала.

Пикрия только грустно улыбнулась.

«Мам, оказывается, муж дается жене для смирения, а сын – для развития жертвенности! А я и не знала»

Вскоре родился Саба. Приехали свекор со свекровью посмотреть на внука и сразу с места в карьер со своей идеей:

– Собирайтесь, поедем домой. На свежий воздух. Хватит вам в городе сидеть и газами дышать.

Тея вежливо, но твердо отклонила это предложение. Нет, в деревне она жить не сможет…

***

Теперь у Теи два сына. Гела трудится на стройке и очень ценит свою работу. Пикрия возится с внуками. Что касается неуемной Теклы, то и на ее улице наступил праздник: она рассказывает в деревне, что ее городская невестка-неумеха наконец-то научилась делать свое мацони, а не бегает за ним в магазин. И мацони выходит точь-в-точь, как у Теклы. Просто не отличишь. И дзахали ее, Пикрия, тоже, оказывается, нормальная баба, а не светская выпендрежница, как казалась ей вначале.

Пикрия в глубине сердца переживает, что Тее пришлось бросить консерваторию из-за детей. Но не дает себе унывать. Все-таки это большое дело, что столько разных людей удалось привести к общему выстраданному знаменателю.