Агония одиночества. Пневматология страха. Ч. IV

Из книги архиепископа Иоанна (Шаховского) "Апокалипсис мелкого греха: Избранные статьи", изданной в серии "Духовное наследие русского зарубежья", выпущенной Сретенским монастырем в 2006 г.

Демонический мир ей уже чужд, а ангельский еще не сроден, и близкая к небу душа способна испугаться Ангелов, хотя отличие приближения Ангелов от приближения демонов — именно в отсутствии страхов и нахождении на человека мира, смирения и любви.

«От присутствия невидимого духа приходит в страх тело; от присутствия Ангела душа смиренных радуется», — говорит прп. Иоанн Лествичник. Ангелы вызывают высокий трепет, глубоко отличный по своему духу и последствиям от страха, вызванного демонами. Этот именно страх и можно назвать страхом несоответствия.

«Не бойся, Захария, ибо услышана молитва твоя» (Лк 1, 13), — сказал отцу Предтечи Ангел Господень, когда Захария, увидев его «по правую сторону жертвенника кадильного... смутился, и страх напал на него» (Лк 1, 11—12)... «Не бойся, Мария» (Лк 1, 30), — сказал Ангел Пречистой Деве, являясь пред Ней. Смиренные и чистые сердцем пастухи «убоялись страхом великим» (Лк 2, 9), увидев Ангела, но услышали от него: «Не бойтесь, я возвещаю вам великую радость, которая будет всем людям» (Лк 2, 10).

Дух человеческий по-особому трепещет около мира вышеестественного и по-иному страшится мира противоестественного. «Не бойтесь, это Я», — говорит воскресший Господь Своим близким ученикам, чтоб успокоить их, страшащихся безмерной истины Воскресения.

Приближаясь к последней тайне — страданий и ужасаний Богочеловека, мы должны умолкнуть. Наш ум слишком ничтожен и слишком засорен низшими понятиями, выросшими из неведения, а сердце наше узко любовью.

Мы не в силах, даже отвлеченно, коснуться той бездны ужаса, в которую искупительно для мира погрузил Себя, Свои последние часы земной жизни Господь Иисус Христос. Евангелие говорит, что в Гефсиманском саду Он «тосковал и ужасался» (см.: Мк 14, 33)... Его ужас был ужасом нашего отпадения от Небесного Отца и ужасом принятия на Себя нашей оторванности от Отца. Соединенный во всем с волею Отца, Господь пришел принять на Себя и исцелить все человеческие страдания, вышедшие из отпадения человека от Бога. Он взял все страдания человечества прошлых и будущих веков. Вся мука оторванности от Бога — осознанная и неосознанная людьми в мире — вошла в Его безгрешное естество, совершенно во всем соединенное с Отцом, ужас гефсиманский и крестный был не только Его, Иисусовым, ужасом, но и ужасом причисленности к ужасу отпадения от Бога и гибели всех людей, народов и веков...

Это был ужас подъятия на Себя ужаса мира без Бога, и завершился он в последнем искупительно смертельном миге голгофской разорванности: «Боже мой, Боже мой, вскую Мя еси оставил?!» (Мф 27, 46). И ныне во Христе принимает всякий человек на себя отблеск этого самого ужасного и самого светлого в истории человечества мига — мучительную боль не своего греха...

Страх есть агония отлучаемой или себя от Бога отлучающей души. Страх есть агония одиночества. И всегда пребывающему с Отцом надо было пережить непостижимое отлучение от Отца за всех нас, отлучивших себя от Бога — чрез грех. Безгрешный Иисус взял проклятие за грех, тяготевшее на всем человечестве, и уничтожил его, пронеся узкими вратами Своей жизни и смерти. Это проклятие отлученности от Отца, последнее одиночество всего и всех должно было сойти на Единого Безгрешного, вызвав невыразимый ужас Его искупительной муки...

Неразделимое, нерассекаемое Богочеловечество нераздираемо раздиралось и нерассекаемо рассекалось в Нем, искупая, восполняя Собою нашу разделенность с Отцом... «Ранами Его мы исцелились» (Ис 53, 5).

Оттого всякий страх связан с одиночеством души, с ее сиротливостью, бездомностью и беспомощностью в мире. От оставленности человек страдает больше всего, и ее он мучительнее всего боится. Страх есть отрицательное выражение одиночества и оставленности. Положительное выражение этого состояния есть вера в Бога и молитва.

Не верующий в Бога и к Богу не обращающийся не чувствует своей оставленности и не понимает своего ужасного одиночества u1074 в мире. Он слишком доверяет реальности всех своих материальных контактов с миром. Ему кажется, что ему более ничего не нужно; он доволен всем, а если и недоволен, то мелко, несущественно. Начало веры в Бога есть пробуждение существенного, метафизического недовольства собою, святого недовольства этою жизнью. «Не любите мира, ни того, что в мире» (1 Ин 2, 15) — это есть отрицательно выраженный завет любить уже в этом мире «новое небо и новую землю».

Одиночество дано человеку как высшее духовное общение, спасение от животности и стадности. Но одиночество человека должно быть так же спасено и освящено, как общение. Страх Божий — путь спасения и одиночества.

Избавить его «от страха нощнаго» просил на своей молитве бесстрашный победитель Голиафа и еще более бесстрашный победитель своего греха Давид; и услышал слова, которые передал всем векам и поколениям людей: «Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни, от вещи во тме преходящия» (Пс 90, 5–6). Этот «ночной страх» посещает не только спящих младенцев, но и бодрствующих ночью в пустыне подвижников, ничего, кроме неверности Богу, не боящихся.

«Мужайтесь, — ободрял Спаситель учеников Своих. — Мужайтесь, ибо Я победил мир». Мужайтесь, отгоняя свой страх, не пуская его в свое сердце; мужайтесь и в самом страхе своем, возрастая в терпении, неся мужественно страдание своего страха, как метафизического ожога души. Это страдание может быть тоже страданием за Христа.

Страх испытывали и апостолы; они все бежали после предания Господа. «Тогда все ученики, оставив Его, бежали» (Мф 26, 56). У Креста с Матерью Господа был только Иоанн. Человеческое воображение, управляемое чувствами, опытными лишь в земной реальности, служит часто страху человеческому. Апостол Петр сделал уже несколько шагов по бушующему морю навстречу своему Учителю, но был побежден своим воображением, построенным на ветхом опыте чувств, и стал тонуть, но был восстановлен в опыте чувств новых, сообразных всемогущей силе его позвавшего.

«Ожог» страха в сердцах людей верующих — признак еще не полной их настроенности на звуки небесного мира, симптом еще существующего в них разлада меж ветхим и новым человеком, разлада, иногда оканчивающегося лишь в преддверии нового мира.

«Дано мне жало в плоть... чтобы я не превозносился» (2 Кор 12, 7). Жалом этим в жизни людей, духовно одаренных, бывает и страх. Мучительно стыдно бывает христианину сознавать, что он еще чего-то страшится на земле, кроме своей неверности Господу. Но чрез этот-то смирительный, лекарственный страх он лучше понимает, что все доброе в нем — не от него.

Страх есть и проекция подсудности человека. Радостный, для всякого верного Богу человека, суд Божий есть одновременно и Страшный Суд. Бездонная, невыразимая немощь человеческая трепещет от близости последней невыразимой Божьей правды. Радует и ужасает человека эта правда; радует силой спасительной своей любви, ужасает силой своего крестоношения в этом мире, а также своего совершенства.

«Ей, гряди, Господи Иисусе!» — восклицают ученики Слова. Жажда торжества последней правды сильнее в них страха пред своей немощью, возможностью своего испепеления от встречи с этой правдой. Но и другие звуки входят в гармонию последней богопреданности: «Господи, не готов я... освяти, очисти, укрепи».

И это есть апостольское слово: «Отойди от меня, Господи, ибо я человек грешный» (см.: Лк 5, 8). Бывают прокаженные, которые простирают руки ко Христу, чтобы исцелиться навеки; и бывают прокаженные, также алчущие Его, но отходящие в сторону от Его путей и только плачущие от радости, что Он — в мире. Они страшатся замарать гноем своим песок под Его ногами.

И это есть — любовь! Сквозь радостные слезы смотрят они, как Господь их исцеляет других и принимает в Свою блаженную Церковь таких же измученных жизнью, как они, но они сладко страшатся подойти ко Господу, дохнуть на Него смрадным своим дыханием.

Много мелодий в музыке страха. В момент ухода из этого мира страшно бывает человеку, трудно бывает совлекаться, снимать с себя все здешнее, телесное, мнимо внутреннее, психологическое, все земные одежды души. Страшно обнажаться метафизически — до конца. Трепещет дух, слишком привыкший к своей страннической палатке, к этому своему телу, к плотским мыслям, чувствам и желаниям. Смерть — молниеносное разорение мира и обнищание. Готовился ли человек к этому? Здесь воспламеняется и дикий ужас людей, живших бездумно и бесстрашно, окаменело стоявших в этом мире пред вечностью и ее Солнцем, не заходившим ни днем ни ночью.

Если на земле при смене политических режимов люди так страдают от своей связанности с упавшим режимом и так часто трепещут, предчувствуя близкий над собой суд, — сколько более это происходит при падении всего режима этого мира в жизни человека... Ведь падение это не только предсказано Богом, но и удостоверяется опытом всех земных поколений.

Мы сейчас живем на земле, во всех странах, при старом режиме. Идет, не замедлит прийти новый режим, новый порядок, новая власть — власть абсолютных Божьих законов. Дальновиден поверивший этой истине. Смена может произойти каждое мгновение — ночью, во сне, или днем, на улице... Но лучшая смерть для человека — это, конечно, после подготовки, при ясном сознании умирания всех ценностей этого временного существования и рождения человека в мир духа. Надо заранее сдружиться каждому человеку с теми мудрыми и добрыми властями, которые придут на смену греховным эгоистическим властям этого мира, страстям этой временной жизни.

Слишком связанный со старым режимом этого века, человек оказывается виновником войны против Бога. То, что произошло на наших глазах с побежденными после мировой войны и с их властями, — только притча того, что произойдет, когда весь этот мир богопротивления проиграет войну Богу.

Глубина личности нашей должна быть в момент смерти выявлена до конца. Все темное и нечистое должно быть нами снято, как негодная одежда. Метафизически обнаженными, нищими до ужаса, уничтоженными до последних пределов, до возможности блаженства только в Боге, должны мы встать пред правдой иного мира... «Вечери Твоея тайныя днесь, Сыне Божий, причастника мя приими».

Страхи бывают лишь в Гефсимании, в претории, во дворце Каиафы. Последняя их минута — на Голгофе. После приходит Великая Суббота. Покой от всех страхов. И — воскресение,

незаходимый Свет. Ни с чем не сравнимое блаженство свободы от страха получает верный Богу человек на смертном одре.

Молитвы Церкви открывают великие реальности. В чине «На исход души» от лица отходящего Церковь просит утешения ему. Различны степени покоя, мира духовного отходящих людей. Получивший реальное удостоверение из иного мира о милости Божией к нему, приготовленный покаянием и причастием Святых Тайн к исходу из этого мира, слышащий иногда уже Ангелов, в великой тишине, в бесконечном, возвышенном радовании о Господе вступает умирающий для этой земли человек в страшную и невыразимо прекрасную вечность. Нельзя изобразить, сколь возвышен уход из этого мира очистившегося, оправдавшегося, все страхи перешедшего человека.

Вступившая на порог иного мира душа, приготовившаяся к последнему своему пути, не страшится потери себя и всего — в Боге. С торжественной строгостью и уже ангельским бесстрашием она отстраняет от себя неуместную в эту торжественную минуту плотскую скорбь родственников, проявление их недостаточной любви к Богу и к ней. Она хочет от присутствующих при ее исходе в иной мир только молитвы, безмолвия и благоговения. Стоящая на грани нового, великого мира, она знает, что ничто человеческое уже не должно развлекать или удерживать ее.

Видимое мироздание переживает то, что и каждый человек: смерть и воскресение в вечность.

Господь сказал: «Люди будут издыхать от страха» (Лк 21, 26)... По мере оскудения веры, надежды на Бога и любви к Богу люди, общества, народы будут все более и более друг друга страшиться и от этого все меньше и меньше друг друга любить. Из-за «умножения беззакония во многих охладеет любовь» (Мф 24, 12).

Но с новой силой u1086 откроется тогда в мире и жатва апостолов последних времен. Свободные, усыновленные — «все водимые Духом суть сыны Божии» (см.: Рим 8, 14) — бесстрашные во Христе, готовые к последнему, они будут говорить и уже говорят миру последнюю правду.

Взирая на землю и ее дела глазами своего Учителя, они побеждают страх мира. «Любовь побеждает страх» (1 Ин 4, 18). Бесстрашные своей любовью, крепкие любовью Божьей, ученики Слова будут светить миру даже в тот час, когда «солнце померкнет, и луна не даст света своего» (Мф 24, 29).