Зачем Церкви нужно свое министерство информации?

Страстная седмица и Пасха всегда выводят религиозную тему в лидеры: епископы, священники, прихожане становятся невольными ньюсмейкерами.

Есть ли у Церкви информационная политика? Какую картину дня церковной жизни она хотела бы представлять и какую видит на самом деле? Глава синодального информационного отдела РПЦ, главный редактор журнала «Фома», профессор МГИМО Владимир Легойда рассказал «РГ» о попытках выстроить информационную политику Церкви.

Эффекты веры и недоверия

От работы вашего отдела во многом зависит имидж Церкви – ее образ в глазах современного общества. Каким вы его хотите видеть?

Несколько лет назад я спросил главного редактора одного из ведущих аналитических журналов: «Какое место духовно-нравственные и религиозные вопросы занимают в большой общественной дискуссии?» Он ответил: «Никакого». К сожалению, во многом он был прав. О религии у нас говорится вроде бы очень много, но нередко либо в «фольклорном» аспекте (рецепт кулича на Пасху и т.д.), либо в скандальном – религиозные новости могут стоять в одном ряду с разводами светских персонажей, летающими тарелками и т.п. А это не то чтобы понижение, но очевидное искажение «предмета». Поскольку мы хотим, чтобы голос Церкви звучал в медийном пространстве, мы должны участвовать в формировании большой «повестки дня». Не оправдываться, когда нас втаскивают в скандал, а предлагать свои темы.

А образ Церкви лучше искать в Евангелии. Христос сказал апостолу Петру: «…созижду Церковь Мою, и врата ада не одолеют Ее». И два тысячелетия Церковь является несокрушимым местом спасения, соединения с Богом. Церковь открыта для каждого, но никому не навязывается, хранит традицию, но проповедь ее ежедневно актуальна… Наша же работа – в том, чтобы делать слово Церкви максимально доступным, в том числе с учетом новейших технологических инноваций, стремительного информационного темпа современного мира.

Патриарх недавно на заседании Высшего церковного совета сказал о цели развития системы церковного «менеджмента» – сделать миссию Церкви в современном мире более эффективной. Эта же цель движет и сотрудниками нашего отдела.

Что Церковь может предложить сегодняшнему медийному пространству?

Как я отметил, Церковь – это пространство, где человек общается с Богом. Об этом и надо стараться говорить – в том числе и в СМИ. Скажем, один из главных вопросов для верующего человека: «Что значит – быть христианином?» И что значит – быть христианином сегодня, в XXI веке. Разговор о вере – в первую очередь есть разговор о Христе. И это не про имидж: Христос в имидже не нуждается. Здесь другие творческие проблемы – как вместить в формат СМИ то, что не вмещается ни в какие человеком созданные форматы? Есть и задачи попроще: противостоять той -мифологии, которая сегодня складывается вокруг Церкви. Вот несколько мифов навскидку: Церковь слилась с государством, Церковь страшно богатая, но не помогает людям.

Кроме мифов, есть еще эффект недобросовестной и непрофессиональной работы коллег-журналистов. Я уже могу написать учебное пособие со множеством накопленных за два года примеров того, как журналисты вольно или невольно искажали то, что говорил Патриарх или делала Церковь. Вот один из недавних: на заседании Координационного комитета по поощрению социальных, культурных, образовательных, информационных инициатив под эгидой Церкви Патриарх рассказал, что утром в машине обсуждал со своим водителем проблему роста тарифов ЖКХ. И заметил: «Люди не понимают, почему так стремительно увеличиваются тарифы на жилье: в два-три раза за год без предоставления соответствующих услуг». В некоторых СМИ тут же написали: о том, что цены на ЖКХ растут, Патриарх узнал от своего водителя! Чем не пример для учебника по информационной журналистике – как не надо писать заметки? Похожим образом были искажены и слова Патриарха после трагедии на Гаити. Честное слово, порой хочется вслед за Никитой Михалковым завести видеоблог, чтобы дать людям возможность сравнивать реальность высказываний с вольными интерпретациями журналистов.

Самый надоедливый миф о Церкви?

Церковь нередко воспринимают как корпорацию, по аналогии с другими социальными институтами. И тогда то, что для людей Церкви является главным, может восприниматься как прикрытие для мифических «подлинных интересов». Например, перед каждой поездкой Патриарха на Украину нам с упорством, достойным лучшего применения, задают один и тот же вопрос: «А зачем он на самом деле туда едет?» Ответы про молитву у святынь и пастырское общение с верующими пропускают мимо ушей. А потом пишут, что подлинные цели визита лежат в области политики. Получается, что все мы – циники неверующие и лишь придумали себе веру, чтобы решать иные задачи?

Другая сторона медали: воспринимать Церковь лишь в мистическом смысле и утверждать, что любая организация ее работы профанирует высшее предназначение. Здесь мифы порой рождаются из самых лучших побуждений, стремления разобраться в сложностях церковной жизни. Скажем, человек пытается объяснить, в том числе и самому себе, наличие в Церкви одновременно самоотверженности, святых и недостатков и дурных людей. И делает предположение о том, что на самом деле есть не одна, а две Церкви: земная и небесная. При этом церковные чиновники, аппаратчики и управленцы, – это «приземленная», здешняя Церковь. А есть еще «одухотворенная», возвышенная, истинная, где Бог и святые и где не может быть ни менеджмента, ни денег за свечи в храмах, ни священника на иномарке.

Это не так?

Нет. В церковной жизни всегда было небесное и земное измерение. Церковь – это Тело Христово, корабль нашего спасения, где через таинства человек соединяется с Богом; но это и организация, действующая по естественным законам управления, порядка. Как душа и тело в человеке. Тело не презренно, оно необходимо. И конфликт возникает не тогда, когда телесная жизнь правильно организована, но, напротив, когда она никак не управляется.

Я знаю многих молодых священников, игуменов, честно, ревностно, с любовью, не жалея сил и здоровья, вкладывающихся в административную работу, радеющих за то, чтобы в служении Церкви не было проблем, издержек, перекосов. А они удостаиваются безжалостной критики журналистов за то, что осмеливаются не только в храмах служить, но и «менеджментом» заниматься.

Не спорю, любая бюрократия очень часто и очень быстро коснеет, черствеет, ее все время надо держать в состоянии бодрствования, в том числе – прямой критикой. Но не надо вместе с плевелами выдергивать пшеницу. По крайней мере, Евангелие прямо говорит, что отделять зерна от плевел будет Сам Господь – в нужное время.

Детектор правды

В какой мере вы, а в какой журналисты определяют картину новостей о Церкви?

Мы стремимся задавать основные акценты в этой картине. Когда ее определяют журналисты, нередко пропадает существенное. Пример: сгорел клуб «Хромая лошадь», произошла ужасная трагедия, Патриарх выступил с соболезнованием. В СМИ появилось упоминание с цитированием. Но «за кадром» остались его призыв к молитве, его указание на ответственность за людей, которую несут владельцы таких клубов, напоминание о том, что пост (а эта трагедия случилась в Рождественский пост) – это не время для безудержного веселья.

Еще более досадно было, когда ответ Патриарха на вопрос Дмитрия Киселева в интервью ВГТРК о главной встрече в жизни Предстоятеля в прошлом году прошел практически незамеченным коллегами-журналистами. Святейший сказал, что таким событием считает для себя визит в хоспис. Но почему-то ни одно издание не вышло с заголовком «Главной встречей в ушедшем году Патриарх считает посещение детского хосписа»? Понятно почему: кому интересно, что у Патриарха болит сердце за умирающих детей, вот про водителя и ЖКХ – это поинтереснее, это инфотейнмент…

Это можно изменить?

Конечно. Вот представьте, что кто-то из журналистов взялся бы вести колонку «О чем на этой неделе говорил Патриарх», или «О чем на этой неделе говорили в Церкви?» – на основании реальных высказываний, проповедей; исходя из того, что важно для самой Церкви. Уверяю вас, картина была бы иной. И тема «дресс-кода» никогда бы не стала первой при разговоре на церковную тему. И многие важные мысли, высказываемые в проповедях и выступлениях Патриарха, не прошли бы мимо людей.

Русская православная Церковь сегодня – это «открытый институт»?

Главное в Церкви – жизнь во Христе – никогда не было тайной: приходи и смотри, участвуй. За право быть «открытой» – открыто исповедовать свою веру – тысячи христиан в разные эпохи заплатили своей жизнью. Православные священники и епископы не прячутся от людей. Иное странно: ведь их задача – служить Богу и людям. А тем, кто прячется, Святейший Патриарх недавно недвусмысленно сказал в одном из своих выступлений: «Те, кто связывает служение Господу в XXI веке с комфортом, с благополучием, с легким образом жизни, должны сойти с поезда – чем раньше, тем лучше. Это имеет отношение к архиереям, к священникам, к монахиням, к монахам – ко всем».

Священноначалие стремится сегодня сделать происходящие в церковной жизни процессы предельно понятными – прежде всего, самим церковным людям, стремится вовлекать их в обсуждение и решение церковных проблем. Для этого создано Межсоборное присутствие. И поэтому Патриарх всегда говорит о том, как важно общецерковные решения не «посылать в регионы из центра», но тщательно готовить, изучая ситуацию в епархиях, мнение правящих архиереев.

Конечно, есть сферы церковного бытия, жизни человека в Церкви, которые нельзя открывать. Из понятных и неоспариваемых – тайна исповеди. В прошлом году начал работу общецерковный суд. Мы публикуем решения, которые он принимает. Но когда обстоятельства рассматриваемого дела касаются нравственных вопросов, отношение к такой информации – как к тайне исповеди.

В первохристианские времена исповедь не была тайной.

Но она была открытой только для своей общины, где все друг друга знали. Это усугубляло эффект работы совести. Сейчас ситуация принципиально другая. Церковь никогда не превратится в аналог современного телевидения, внедряющегося вглубь человека и вываливающего на публику исповедальные вопросы, как в программе «Детектор лжи».

Повторю, мы хотим строить нашу информационную работу на принципах открытости. Это нелегко. Сознание многих пожилых священников сформировалось в советское время, они хорошо помнят и прессинг со стороны власти, и нападки со стороны СМИ, и их порой излишняя осторожность имеет вполне естественное объяснение. Кажется, протодиакон Андрей Кураев заметил по схожему поводу: нам 70 лет ломали ноги, а теперь хотят, чтобы мы станцевали польку-бабочку. Так не бывает, для перемен нужно время.

Церковь как ньюсмейкер

На информлентах много религиозных новостей. Церковь становится «ньюсмейкером». Какие особенности у этого ньюсмейкерства?

Наша главная задача в этом плане – реакция на острые, больные темы, которые касаются всех. Ущемление прав ветеранов, насилие над семьей и детьми, наркотики, коррупция – это общественные язвы, на которые Церковь не может реагировать. Ограничения естественны – любая политизированность. Скажем, после печальных событий на Манежной площади некоторые СМИ пытались склонить Церковь и Патриарха занять ту или иную позицию, сходную с позицией политических партий! Или вообще столкнуть в оппозицию государству.

Но Церковь не может быть в оппозиции, поскольку оппозиция предполагает борьбу за власть. Говорить с властью жестко Церковь может, а порой и должна. Но в оппозицию уходить – нет. Церковь никогда не станет лоббистом какой-то группы влияния. Она может быть только «лоббистом интересов человеческой души».

Как бы вы назвали церковное время, которое мы переживаем?

В конце ХХ столетия в жизни освобожденной Церкви появилась некоторая успокоенность. Храмы строятся, священнослужителей никто не гонит – кажется, есть время на неспешное развитие. Но это время осознания своей ответственности. Тот настрой, который задает нам Святейший Патриарх, возвращает нас к смыслу евангельской притчи о человеке, который очень самонадеянно строил планы, но которому Бог сказал: «безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя». Кто знает, сколько у нас времени: у отдельного человека, у Церкви?

А время непростое. На одной чаше весов – 4 часа у телевизора в день (средний показатель для жителей России), а на другой – в лучшем случае 2 часа в неделю в храме. Но это лишь показывает, что Церкви предстоит еще очень много трудов. И поэтому то напряжение, с которым Церковь говорит о строительстве новых храмов, о присутствии уроков религиозной культуры в школе, священнослужителей в армии, связано только с одним – мы понимаем, что мало делаем. И как исходить из каких-то других максим, если Евангелие говорит нам именно об этом?

Образ Патриарха тоже задается информацией о нем?

Патриарх как личность настолько самодостаточен, целен и глубок, что ему не нужно создавать дополнительного образа. Святейший начинает говорить – и образ создается сам. Недаром же программа «Слово Пастыря» стала важным явлением в медийной жизни. Поэтому наше дело – лишь ассистировать, технически обеспечивать максимальное широкое распространение информации о служении Патриарха. Сказать, что Патриарх много работает, – почти ничего не сказать. Сегодня многие много работают. У Патриарха качественно другое восприятие времени: он просто не способен тратить время попусту. Даже во время официальных встреч и юбилеев, где, как говорят, сказанное всегда надо «делить на 16», Патриарх никогда не произносит дежурных, пустых фраз, но всегда говорит о том, что важно, что задевает за живое. Представители ли власти его слушают, духовенство ли – не важно. Мне кажется, это исходит из евангельской максимы, что за каждое праздное сказанное слово мы дадим ответ.

С Владимиром Легойдой
беседовала Елена Яковлева

Источник: Российская газета

21 апреля 2011 г.

Псковская митрополия, Псково-Печерский монастырь

Книги, иконы, подарки Пожертвование в монастырь Заказать поминовение Обращение к пиратам
Православие.Ru рассчитывает на Вашу помощь!

Подпишитесь на рассылку Православие.Ru

Рассылка выходит два раза в неделю:

  • Православный календарь на каждый день.
  • Новые книги издательства «Вольный странник».
  • Анонсы предстоящих мероприятий.
×