Традиция базируется не на гамбургерах. Интервью с Юрием Соломиным

В гостях у программы «Верую! Из жизни знаменитых современников» телеканала «Союз» – народный артист СССР Юрий Мефодьевич Соломин

Художественный руководитель Малого театра Юрий Соломин

– Сейчас в каждой профессии очень трудно сохранять традиции. Я понимаю молодежь, она хочет чего-то новенького, но не все же мобильные телефоны решают. Поэтому традиции – хорошо. Я люблю, особенно когда Малый театр за рубежом, посидеть где-нибудь в скверике или походить по улицам; я никогда не захожу в магазины. Так было и в 1960–70-е годы – я останавливался, смотрел, как люди ходят, как в кафе сидят, как разговаривают. В разных странах абсолютно разные темпоритмы жизни. Но я проверил на себе: когда где-то бываешь много раз, то замечаешь, что традиции остаются и передаются из поколения в поколение. Мы почему-то хотим все время, чтобы было что-то новое. Традиция базируется не на гамбургерах – это другое, понимаете...

– Но даже Большой театр пошел по пути новых экспериментальных постановок, хотя казалось, что он должен быть той самой традицией, хранителем классического репертуара. Любой иностранец, приезжая в Москву, шел в Большой театр и сразу понимал все о классическом русском искусстве. Я недавно натолкнулась на статью «Большой театр потонул в эротике» – это было сказано о новых постановках с приглашением западных постановщиков. Вы не боитесь, как человек, отдавший жизнь русскому классическому театру, что русский театр вообще может исчезнуть вместе с Достоевским, Чеховым, Островским, Гоголем, Булгаковым?

– Он никогда не исчезнет, пока бьется в зрительном зале хоть одно сердце. Потому что такое же сердце бьется и на сцене.

Русский театр был создан императрицей Елизаветой Петровной в 1756 году, тогда же, когда и Московский университет, Петербургский театр, Александринка, тогда там был центр, а Малый театр родился в университете из выставок художественной самодеятельности. Туда подключились потом Мочалов, Щепкин, потом был петровский театр на месте Большого театра... В 1756 году почему-то ей захотелось сделать русский театр, национальный, хотя по происхождению она была не чистокровная русская. Она же дала литературе свободу...

Я сейчас более или менее свободен: мы в отпуск пошли. Но почему-то каждый день вспоминаю какого-то автора, это бывает либо Лев Толстой, либо Тургенев, перечитываю – я их знаю. Я на Чехове проверяю (когда я вижу некоторые постановки Чехова, мне становится обидно за его имя или Островского – обидно, потому что эти авторы этого не писали). Если бы Чехов хотел написать Раневскую наркоманкой, он бы по-другому написал – он же был доктор. Он писал не о наркомании – он писал о взаимоотношениях человеческого рода, между людьми. Почему Чехов очень воспринимаем везде? У него во всех пьесах треугольник. И гибнут люди, и влюбляются, и страдают, и умирают; так же и у Островского. Давайте возьмем и Пушкина – там везде это есть. И Федя Протасов у Толстого в «Живом трупе» не бомж – человек из дворянского общества. Но почему это с ним произошло? Это из-за треугольника. Есть люди слабые, есть сильные и мужественные. Поэтому я не понимаю, когда смотрю переиначенные спектакли авторов, да даже и Шекспира, – за что его так мордуют, и Мольера, и Гольдони? Не берите, если вы из этого хотите сделать какое-то шоу. Полунин же делает свои шоу – там можно и смеяться, и плакать. Почему же, допустим, Раневская наркоманка? Если она пьет таблетки, это не значит, что она наркоманка, – у нее сын утонул.

– А может, такая вольная трактовка классики, иногда очень грубая, связана с мощными переменами, что произошли за последние 20 лет?

– Есть театры, в которые ходит зритель с детства. И еще есть театры, куда ходят семьями. Им не стыдно. Бывает, идешь на классику, и там показывают не понять что, а ты идешь с 10–12-летним ребенком. Я уже не говорю о том, что показывают по телевидению. Даже я смотрю иногда и закрываю глаза.

Да, мы в Малом театре классику ставим так, чтобы она была понятна зрителю. Вообще, русский театр – прочувственный театр, поэтому и возникла здесь система Станиславского – это не просто вымучено или придумано, Станиславский очень хотел понять. Он был же не профессионал вначале и был взрослым человеком, когда начал учиться культуре, театру и так далее. А нас сейчас хотят удивить. Но удивить надо тем, что заложено в человеке. Почему говорили раньше – «она потрясает» или «он потрясает». Что значит – потрясло? Если теперь «потрясающий» перевести на русский язык, это значит – «ну, достало»!

– Мы хотим от нашего телеканала «Союз» подарить документальные фильмы об истории России, в частности, фильмы о последнем Государе Николае II (я к этому проекту имею непосредственное отношение, семь лет посвятила этой теме). Что бы Вы пожелали нашему каналу?

– Канал у вас хороший, дай Бог ему жизни хорошей. Но надо идти дальше – через Владивосток, Тихий океан – красивые места очень. Там тоже много русских ребят.

– Спасибо Вам за интервью!