Бог простит, а я подумаю...

В молитве Господней, прося Бога оставить нам наши долги, мы произносим такие слова: «якоже и мы оставляем должником (то есть — должникам) нашим». Позади Прощеное воскресенье, начался Великий пост — хороший повод задуматься: «оставляем» ли на самом деле? Суть же не в том, чтобы вернуть занятые у кого-то деньги, а в оставлении, то есть прощении, нанесенного нам по умыслу или же без него душевного урона — обиды, оскорбления. Что чувствуем мы, когда злые, ранящие нас слова произнесены, эмоции выплеснуты и стена непонимания и злопамятства выросла выше потолка? В этом-то и заключается самое главное...

Бывает, что человек в порыве обиды произносит в адрес другого горькие слова: «Ни за что и никогда не прошу!». И иногда сам не понимает, насколь­ко они страшны — эти слова. Ведь, по большому счету, — это добровольные кандалы, это согласие на мучительное многолетнее пленение, исход из которого, за давностью лет, будет все сложнее и больнее. За всякое, в том числе праздное, слово обязательно будет спрос. И поэтому сказанное нами однажды в сердцах может отозваться печальным эхом уже иных скорбей. Тех, на которые мы так часто жалуемся, ропшем, не понимая, за что и почему на нас все это сыплется.

* * *

Последнее воскресенье перед началом Великого поста напоминает нам об изгнании Адама из Эдема — о трагическом выходе всего человечества на тернистую дорогу в краю отчаяния и смерти, где так велик соблазн упасть и не вставать, потому что грех делает человека безразличным не только к ближним, но и к самому себе. Но этот же день называется Прошеным воскресеньем. Вечером воскресного дня во всех храмах совершается вечерня с Чином прощения. Это короткая, но очень трогательная служба, в которой мы, почти как первые христиане, просим друг у друга прощения, будто бы собираясь в далекий и опасный путь. Мы прощаемся, надеясь, что в день Светлого Христова Воскресения мы встретимся вновь, но уже немного другими.

Монахи древних египетских обителей в этот день действительно прощались, уходя на подвиг в пустыню, из которой могли не вернуться. Они просили прощения у братьев, зная, что с кем-то на этой земле встречи уже больше не случится. А какие у нас с вами гарантии, что все мы точно так же через семь недель выйдем из храма с зажженными свечами и пением «Воскресение Твое, Христе Спасе»? Только надежда. И еще — упование на безграничную милость, по которой Господь дает нам что-то изменить в своей жизни, оставляя еще время на покаяние.

* * *

Великий пост — это время тишины. Хранение себя от зла, прощение обид, терпение и мо­литва. Особенно — молитва.

Это время осознания того, что за жизненной суетой мы не только оглохли по отношению к Небу, но и онемели, существуя по инерции, от звонка будильника до отхода ко сну. Это время исправления себя, видения своих грехов и борьбы с ними.

Но для чего изнурение себя в пище, если внутреннее душевное устроение наше не стремится к изменению? Зачем поклоны, длительные службы, если жить с установкой «Бог простит, а я подумаю»? Ведь тогда всё тщетно. Преподобный Ефрем Сирин сказал: «Если ты, человек, не прощаешь всякого согрешив­шего против тебя, то не утруждай себя постом и молитвою». Можно питаться по уставу монастырскому, читать длинные правила, но что с того, если в сердце осталось место, куда Свет Христов, просвещающий и изменяющий все, так и не вошел? Если я нахожусь во вражде, споре или неприязни к другому, зачем я вообще иду на Голгофу? Злобное упрямство и сердце жестокое уподобят меня тому, кто шел туда и плевал в Распятого на Кресте. Святитель Игнатий (Брянчанинов) писал: «Прощение всех, всех без исключения обид, и самых тягчайших — непременное условие успеха в молитве. (...) Прежде, нежели приступишь к этому подвигу, постарайся простить всякому огорчившему, оклеветавшему, уничижившему тебя, всякому, причинившему тебе какое бы то ни было зло. (...) Все, желающие приступить к подвигу поста и молитвы, все, желающие по­жать обильные плоды от своего покаяния, услышьте слово Божие, услышьте Завет Божий — и отпустите, простите ближним согрешения их перед вами».

Вот почему, вступая на путь Великого поста, мы испраши­ваем прощения и стараемся сами прощать. Есть ли место молитве там, где не закрыт ис­точник скверны, злопамятства и гордыни?

Однако нередко в своей священнической практике я встречаюсь и с таким вопросом: «Как быть, если я простил, а в памяти все равно время от времени всплывает прежнее чувство обиды, а то и гнева?». Наверное, это знакомо каждому. Погасить пламя вражды и возмущения не так просто. Это не сиюминутное действие, для этого невозможно просто взять и сказать: «Я простил». А боролись ли мы за это прощение, побуждали ли себя, были ли честны сами с собой? Если хотя бы пытались, если говорили: «Господи, я сам не могу простить, Ты даруй мне это прощение», то, видя наше намерение, Он всячески нам содействует и исцеляет наши раны. И тогда в сердце, оледеневшем от обиды, разливается тепло.

Обида — это не пыль на серванте, которую легко смахнуть тряпкой, это тяжелая, рваная рана, лечение которой будет зависеть не только от Врача, но и от того, как сам нуждающийся в лечении будет участвовать в своем исцелении. У преподобного Ефрема Сирина есть замечательные и простые слова об этом: «Прощение преступнику дается даром, однако же не без труда для него, так и оставление грехов есть дело милосердия, однако ж приобретается не без слез».

* * *

Пост — время милосердия. Многие стараются в этот период потрудиться на благо ближних, но будет ли плод от этих усилий? Господь говорит нам: Итак, если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой (Мф. 5, 23-24). Прежде примириться. Не будет толку даже от дел милосердия, если оста­ются люди, обиженные нами, или те, на кого обижаемся мы.

Легко ли идти на примирение первым, особенно когда все внутри против этого? Нет, это тяжело. «А как простить, если не я начал первым? Ведь это со мной поступили несправедливо!» Как часто можно слышать эти вопросы-жалобы! Да, обычному человеку это, наверное, невозможно. Но возможно христианину. Святитель Василий Великий говорит: «Христианин не должен помнить зла, но обязан от сердца прощать тем, которые согрешили перед ним». Но почему? Потому что мы и сами нуждаемся в прощении. Святитель Иоанн Златоуст поясняет это так: «Ты прощаешь другого, потому что сам имеешь нужду в прощении, а Бог прощает, Сам ни в чем не имея нужды <...> Ты виновен в бесчисленных грехах, а Бог безгрешен».

Прощение невозможно без смирения. Но раздавив змею гордыни, человек делает первый шаг на пути возвращения к Отечеству Небесному.

* * *

Образ немилосердного должника из притчи Спасителя (см.: Мф. 18, 23-35) есть вечное назидание нам о прощении. Злой раб! весь долг тот я простил тебе, потому что ты упросил меня; не надлежало ли и тебе помиловать товарища твоего, как и я помиловал тебя? (Мф. 18, 32) Порой, приходя на исповедь, человек настолько омрачен злопамятством и обидой, что даже свое исповедание греха, сам того не замечая, начинает с осуждения обидчика. Как же так? Ведь ты сам идешь к Царю за оставлением огромного долга, а не хочешь простить другому то, что, по большому счету, не является и тысячной долей от твоих согрешений? Святитель Иоанн Златоуст говорит: «Насколько отстоит сто динариев от десяти тысяч талантов, настолько же велико различие между нашими грехами пред Богом и проступками ближних в отношении к нам». Значит, и прощение долгов, грехов против нас — уже наш долг перед Богом?..

В умении прощать сокрыта тайна Царства Небесного. Его наследуют те, кто просил прощения и сам прощал. Примириться с тем, кто еще на пути с тобой, пока еще есть время, — это действительно не только дар, но и долг. А разрешением от этого долга становится радость. Милости просит мытарь в храме, прощения у отца после долгого скитания просит блудный сын, Адам изгоняется из рая, но уходит не без надежды на прощение. А Суд, на котором мы все предстанем, может быть, и страшен будет тем, что пришедший к нему в ослеплении и жестокости просто не перенесет Света

Божественной Любви, очищающей всякого кающегося грешника. Прощая, мы уподобляемся Ему, а не прощая — закрываемся от жизни. Не только на земле, но и в вечности. Слова «ни за что и никогда не прощу» — это приговор, но не другому, а самому себе. Тот, кто не желает прощать, не сможет быть и прощен. Это очень тягостное и страшное чувство. Знаю женщину, которая так и не смогла простить бывшего мужа, ушедшего к другой женщине. Шли годы, выросли дети, появились внуки, потом правнуки, а женщина все продолжала жить той же самой обидой, как будто он ушел только вчера. Уговоры пойти в храм, принять участие в Таинствах, попытаться простить, отпустить и жить дальше оказались безрезультатны. В итоге она ушла из жизни в слабости рассудка, так, видимо, и не простив.

«Ад — это место, которое закрывается изнутри», как верно подметил Клайв Льюис, и тот, кто для себя решает, что он «никогда и ни за что не простит», уже находится в предчувствии этого состояния. Это свободный выбор. Но очень страшный.

* * *

«Прощение обид — самый короткий и надежный путь к спасению. В быту сколько угодно столкновений, поводов к обидам и возмущениям сердечного покоя, и Господь хочет обратить это нам во спасение. Прощающий по заповеди Господа — есть человек иного, лучшего мира. Утвердивший навык не смущаться обидами приобретает покой, а покой переродится в мир, превосходящий всякий разум», — писал святитель Феофан Затворник. Какой же это великий дар — увидеть себя в правде, пусть и неприятной нам, увидеть себя в неправоте и, сокрушаясь сердцем, попросить прощения. Попросить со слезами, попросить так, будто бы больше возможности сделать это уже никогда не представится. Будем же смиренно просить у Господа этого дара.

Газета «Православная вера» № 05 (553)