Природа в поэзии Хомякова становится средоточием сокровенных граней лирического переживания поэта, прозрений исторической судьбы России на перекрестии Востока и Запада. В многообразии земных и небесных пейзажей, в художественном взаимопроникновении конечного и беспредельного автор провидел пути Божественного преображения тварного естества, его приобщения к вечности.

В поэзии Хомякова, занимающей одно из ключевых мест в его творческом и научном наследии, постижение природного бытия становится важнейшим путем самопознания лирического «я», открытия им мира в целостности его онтологических, культурфилософских и социально-исторических оснований.

Пейзаж органично входит у Хомякова в сферу его психологической, интимной поэзии, отражая тончайшие нюансы лирического переживания. Именно такими предстают перед читателем образы природы в стихотворении «Молодость» (1827). Оно построено как романтическое, дерзостно-восторженное воззвание лирического героя к природной – небесной и земной - беспредельности: «Небо, дай мне длани // Мощного титана!»^[1]. Личностное оказывается здесь в органичном взаимопроникновении со вселенским. В порыве религиозно-мистического озарения герой ощущает свою равновеликость природному мирозданию, что на уровне поэтики художественного пространства отражается в переосмыслении реальных пропорций  картины  мира:

Я схвачу природу
В пламенных объятьях;
Я прижму природу
К трепетному сердцу…

Мощь жизнепорождающей стихии природы, причастной своим «вечным бореньем» и «пламенной жизнью» вечности, становится вместилищем страстных сил бурлящей юности. Мотив неустанно движущейся жизни создает здесь необычную для поэтической традиции динамическую перспективу видения земного и особенно небесного бытия, где «звезды в синей тверди // Мчатся за звездами…». Динамика микро- и макрокосма запечатлена здесь в энергии стиховой ткани: в подвижном ритме коротких строк, яркой цветовой гамме, а также в звуковой инструментовке – с явным преобладанием открытых напевных гласных и сонорных согласных:

Небо, дай мне длани
Мощного титана:
Я хочу природу,
Как любовник страстный,
Радостно обнять.

Жажда наполнить душу живительными ритмами бытия Божьего природного мира подчас рождает в стихотворениях Хомякова желание стереть грани в отношениях личности и мироздания. Так, в стихотворении «Желание» (1827) развитие лирического переживания сопряжено с устремленностью героя к «перевоплощению», участному «вживанию» в многообразные лики природы – от небесных светил до «стеклянной зыби» земных вод. В сопоставлении со стихотворением «Молодость», проявления природы здесь более разнообразны. Они выражены в движениях как страстных, бурных, так и в плавно скользящих, умиротворенных, что на лексическом уровне стихотворения передается богатством семантического потенциала глагольных форм: «разлиться в мире», «с солнцем в небе течь», «скользить по плещущей волне», «буйным ветром разыграться», «пространство неба обтекать»…

В более позднем «Ноктюрне» (1841), органично вписывающемся в традицию медитативной лирики, развитую в творчестве Жуковского, Тютчева, постигается глубинная диалектика «роптанья» и мудрого покоя природы, которая, проецируясь на законы душевной жизни, художественно раскрывает единство земного и небесного, человеческого и природно-космического. В системе характерных для романтизма образов и ассоциаций – «неба как моря», «бездны небесной и бездны морской», тишины, «далекого берега» – прорисовываются грани сокровенного общения лирического «я» с дремлющим ночным космосом. Венцом этого общения становится обретение душой детской чистоты и открытости горнему миру, что привносит в нее духовное трезвение и сосредоточенность, способность приблизиться к незамутненному преломлению Божественной первозданности: «Вечное небо гляделось бы в ней // Со всеми звездами…».

Созвучен тютчевской лирике поэтический интерес Хомякова к изображению переходных состояний природы, ассоциирующихся с антиномиями душевного мира. На подобных параллелях строится в его лирике ряд пейзажно-психологических элегий. В поэтической миниатюре «Заря» (1825) аллегорическая пейзажная зарисовка этого явления, промыслительно «поставленного Богом» в качестве «вечной границы… меж нощию и днем», переходит в прямое обращение к одушевленной природе, содержащее религиозно-философское прозрение неизбывной в своем трагизме двойственности человеческой сущности:

Заря! Тебе подобны мы –
Смешенье пламени и хлада,
Смешение небес и ада,
Слияние лучей и тьмы.

А в «Элегии» (1835) композиция и система пейзажных мотивов примечательна оригинально найденным образом-олицетворением («И землю сонную луч месяца целует»). В нем запечатлен психологический параллелизм предрассветной природы и переливов душевных переживаний, в которых ночные тревоги и смятение, порожденные удаленностью от Бога света, превозмогаются силами света и открытием новых горизонтов духовного самоосмысления:

Готовая к борьбе и крепкая как сталь,
Душа бежит любви, бессильного желанья,
И одинокая, любя свои страданья,
Питает гордую безгласную печаль.

Пейзажные образы обретают в поэтическом творчестве Хомякова религиозно-философскую значимость, представая как средоточие и выражение молитвенных импульсов лирического «я».

Пейзаж-молитва рисуется в стихотворении «Поэт» (1827), образный ряд которого построен на соприкосновении вселенского, звездного простора, преисполненного Божественным славословием («Все звезды жизнью веселились // И пели Божию хвалу»), и человеческого существования, чающего преодоления своей конечности. В планетарной, насыщенной философскими раздумьями пространственной перспективе приоткрывается глубина религиозного осмысления трагедийной отторгнутости земного греховного мира от Божественного всеединства:

Одна, печально измеряя
Никем не знанные лета,
Земля катилася немая,
Небес веселых сирота…

Кульминацией стихотворения становится настоянное на сокровенном Богообщении творческое озарение души художника, способной, слагая «Богу гимн» и впитывая в себя тайну Его небесного бытия, превозмочь сиротскую отчужденность земного от горнего: «И дал земле он голос стройный, // Творенью мертвому язык». 

Достигаемый силой художнической интуиции прорыв к созерцанию природы в ее первозданной, послушной Божественной воле, «как в первый день творенья», целостности живописуется в стихотворении «Степи» (1828). Стихотворения «Видение» (1840), «Ночь» (1854), «Звезды» (1856) объединены изображением ночной космической беспредельности. «Хоры звезд», подобных «лампаде пред иконой», «горящие… бездны синие»  образуют сферу таинственного соприкосновения лирического «я» с Творцом, с гармонизирующими его внутреннее устроение ангельскими силами. Сквозными становятся здесь формы прямого обращения к душе как собственной, так и «спящего брата» – участника эстетического переживания – с призывом к духовному трезвению:

И полный сил, торжественный и мирный,
Я восстаю над бездной бытия…
Проснись, тимпан! Проснися, голос лирный!
В моей душе проснися, песнь моя!

Образ ночи имеет в данном контексте и аксиологическую окрашенность, воплощая не только природную бесконечность, но и греховную помраченность внутреннего мира, запутавшегося в «сетях ночных обманов» и жаждущего преображения «сердца дремлющей мглы».

Высветление Божественного в личном, человеческом осуществляется в стихотворениях Хомякова через углубление в природу как в сокровенный текст Божьего послания человеку, запечатленный в «мыслях» звездного мира. В стихотворении «Звезды» значима в этом плане «книжная» метафорика. В пространстве «горнего мира», пройдя путь внутреннего очищения, герой прозревает письмена евангельского свидетельства о Христе:

Ты вглядись душой в писанья
Галилейских рыбаков –
И в объеме книги тесной
Развернется пред тобой
Бесконечный свод небесный…

А в стихотворении «По прочтении псалма» (1856) композиционный центр образует обращенный к человеку Божий глас, который возвещает истинный смысл как «бесконечности небес», «утробы скал», так и земной человеческой стези: «Мне нужен брат, любящий брата, // Нужна мне правда на суде».

Аксиологически весомая динамика философского пейзажа прочерчивается в «Вечерней песне» (1853) - поэтическом молении героя о прозрении своего пути, нераздельного и неслиянного с путями пребывающего в неустанном движении «солнца святого» и горней Вселенной в целом: «Господи, путь наш меж камней и терний, // Путь наш во мраке…Ты, свет невечерний, // Нас осияй!..». В стихотворении же «Старость» (1827) в подвижном образе мира, «воспрявшего из колыбели», звезд, «стройно полетевших в небесной синей высоте», обозревается разомкнутая в вечность панорама вселенской истории, внутренне подобная исканиям «утомившейся в обманах» души:

Придет ли час, когда желанья
В ее замолкнут глубине
И океан существованья
Заснет в безбрежной тишине?

Пейзажные образы в лирике Хомякова выводят и на осмысление духовно-нравственных и эстетических аспектов художественного творчества, его почвенной сердцевины, поэтически переданной в стихотворении «Две песни» (1831):

…то песнь родного края
Протяжная, унылая, простая,

По принципу притчевого параллелизма построено стихотворение «Жаворонок, орел и поэт» (1833), где «надоблачный размах крыл» небесных птиц являет духовную высоту художника в отношении постигаемого им мироздания. Во «Вдохновении» (1828) образная ассоциация поэта с растущим «средь Аравии песчаной» древом, которое источает «росу благоуханья», когда  «рука пришельца… его глубокой раной просечет», – служит утверждением подлинного творчества как жертвенного подвига, ведущего к катарсическому просветлению сердца творца. А в стихотворении «Труженик» (1858) элегические картины крестьянского труда, образ преодолевающего утомление и соблазняющие мечты о «дубравах» и «звонком ручье» пахаря подготавливают во взволнованный лирический монолог поэта, молитвенно обращенный к Богу и заключающий осознание императива труднического, самозабвенного отношения к Божьему миру и ко внемлющим художественному слову людским душам:

Не брошу плуга, раб ленивый,
Не отойду я от него,
Покуда не прорежу нивы,
Господь, для сева Твоего.

Образ природного космоса становится у Хомякова и ядром гражданско-патриотической лирики, являя свою бытийную укорененность в глубинах национального духа.

Стихотворение «Ключ» (1835) построено на развернутом метафорическом уподоблении и рисует Россию в образе «тихого, светлого», потаенного до определенного исторического рубежа животворящего ключа, которому велением Высшего Промысла суждено, как верит поэт, переродиться в полноводную реку, утоляющую «духовную жажду» многих «чуждых народов». Лирическое «я» проявляется здесь в его проникновенном обращении к стихии родной земли как прообразу скрытых от «людских страстей» «кристальных глубин» души,  которые он стремится сберечь от внешних бурь. Величие и просветляющая сила патриотического чувства выражается здесь в одическом стиле, мажорной цветовой гамме, выдержанной в серебряно-лазурных и солнечных тонах:

И солнце яркими огнями
С лазурной светит вышины,
И осиян весь мир лучами
Любви, святыни, тишины.

Раздумья о значительности будущей исторической миссии России как центра православного славянства наполняют пейзажные образы в стихотворениях «Мечта» (1835), «Киев» (1839). В первом из них циклические законы бытия природы, проявляющиеся, в частности, в движении небесного светлила, ассоциируются с ритмами истории и прозрениями духовного кризиса западноевропейской цивилизации: «Ложится тьма густая // На дальнем Западе, стране святых чудес…». Именно в христианской культуре «дремлющего Востока» поэт усматривает залог торжества «пламенного светила» веры, просвещающего «мертвенный покров» механистичной цивилизации.

Культурно-исторический и даже политический смысл обретает целостная пейзажная картина в стихотворении «Киев» (1839). Мощь этого национального природно-культурного единства подчеркивается изображением беспредельности географического пространства – от «Киева над Днепром» до «старого Пскова» и «верха Алтая», от «Ладоги холодной» до «Камы многоводной»… Осмысление судеб западных земель Украины («Братцы, где ж сыны Волыни? // Галич, где твои сыны?») сквозь призму притчи о блудном сыне привносит в поэтическое раздумье о «святом лоне» Отчизны напряженно-драматические ноты:

Пробудися, Киев, снова!
Падших чад своих зови!
Сладок глас отца родного,
Зов моленья и любви…

Таким образом, природный мир в поэзии Хомякова явился средоточием сокровенных граней лирического переживания, интуиций об исторических судьбах России на перекрестии Востока и Запада. В многообразии земных и небесных пейзажей, в художественном взаимопроникновении конечного и беспредельного поэт-мыслитель провидел пути Божественного преображения тварного естества, его приобщения к вечности. Природное бытие, запечатленное в синтезе элегически-напевных и одических, ораторских интонаций, образует у Хомякова и сферу таинственного Богообщения, и пространство, где развертывается масштаб ищущей религиозно-нравственной, культурно-исторической мысли лирического «я».

Код для блогов / сайтов <table id="art328" style="margin:20px;" border=0 cellspacing=0 cellpadding=0><tr><td style="font-family:Arial;font-size:13px;padding:30px 30px 20px 30px;border:1px solid #cccccc;background:#ffffff;"><a href="http://www.pravoslavie.ru" style="color:black;text-decoration:none;border:none;" target="_blank"><em style="display:block;color:#792e00;padding-bottom:2px;"></em><strong style="display:block;font-size:17px;text-transform:uppercase;text-decoration:underline;">«Я прижму природу к трепетному сердцу...»: пейзаж в духовной лирике А.Хомякова</strong><em style="display:block;padding:2px 0px 0px 0px;line-height:103%;font-size:15px;text-transform:none;"></em><span style="display:block;padding:5px 0px 10px 0px;">Природа в поэзии Хомякова становится средоточием сокровенных граней лирического переживания поэта, прозрений исторической судьбы России на перекрестии Востока и Запада. В многообразии земных и небесных пейзажей, в художественном взаимопроникновении конечного и беспредельного автор провидел пути Божественного преображения тварного естества, его приобщения к вечности.</a></span></td></tr></table> Посмотреть анонс

Разместить анонс Добавить ссылку

Печать RSS

Поиск по ответам на вопросы

За 10 лет работы рубрики «Вопросы священнику» мы накопили несколько тысяч ответов на интересующие Вас вопросы. Перед тем, как задать свой вопрос, посмотрите, не был ли он уже разобран на сайте.

версия для печати